Ништяк! Когда будет продолжение???
1
Неоконченная повесть "Перерождение"
Начато
6erkhan
, Фев 01 2014 17:49
24 ответов в теме
#22 6erkhan
6erkhan
- Бета-тестер
- 423 Сообщений:
Старший прапорщик
Опубликовано 07 Февраль 2014 - 23:08
Spoiler
Перерождение
Часть 3
1.
Торсион похлопал по плечу сидящего с закрытыми глазами Карамболя, прервав его воспоминания.
- Ну что, полковник, продолжим?
Они навестили сажалку с водой и расположились за столом, не торопясь добавили за встречу и слегка разговорились о житье-бытье в Зоне. Во время разговора оба зорко следили за реакцией и поведением собеседника. Их беседа больше напоминала допрос, с той лишь разницей, что следователя было два и опрашивали они друг друга, пытаясь уловить любую потайную мысль оппонента.
- Я смотрю, ты тут круто все обустроил, полковник, но тебе кое-чего здесь для полного комфорта не хватает, - сказал Торсион.
- Интересно, чего же? – по-настоящему удивившись, спросил Карамболь.
- А у самых ворот не хватает только бабок, торгующих семками, - с улыбкой ответил Торсион.
- А бабки должны быть до тридцати? – в том ему спросил Карамболь.
- Если ты имеешь в виду глубину и в сантиметрах, то не более двадцати, а то у твоих ребят будет постоянное чувство природной ущемленности, - уже откровенно смеясь ответил Торсион.
- Ладно, - Карамболь отсмеявшись хлопнул себя по коленям, словно ставя точку и настраивая разговор на серьезный лад, - давай дочитаю это послание с того света.
И он снова развернул свиток пергамента.
«…Кто в Зону приходит как завоеватель, долго здесь не протянет, обязательно когда-нибудь влипнет в проблему, причем его самого к ней притянет.
Любое бессмысленное противостояние Зоне и ее обитателям только увеличивает ее противодействие и расширяет границы влияния.
Только став составляющей частью Зоны, я понял, почему ученые никогда не придадут огласке этот секрет: прекратится финансирование научных лабораторий, основные исследования будут перенесены на Большую Землю, а здесь больше понадобятся психологи со священниками.
Эти ученые умники, сидя в бункере, думают, что находятся в полной безопасности, но, вместе с тем, то один, то другой из них получают заслуженное. Только Сахаров, безвылазно торчащий там, пока жив, но это, скорее, напоминает пожизненное заключение, и неизвестно, что хуже. Одно радует, что ему сейчас вряд ли лучше, чем мне.
Но, видно, и эти сверхмудрые просчитались, не осознавая, что я смогу сделать обычную запись и кто-то ее добудет и прочтет. А с ПДА все ясно: оно, как любые другие электронные средства, полностью выходит из строя только от моего прикосновения при включении. Когда я начинал писать на бумаге, она просто обугливалась, с деревянными и берестовыми табличками происходило то же самое. Я с трудом, и то случайно, нашел материал для нанесения записи. Именно волоски шерсти, в спешке оставленные мной на обратной стороне пергамента, возможно и рассеивали энергию химического термо-окисления. А сшить написанное тоже не вызвало проблем – почти у каждого человека, обитающего в Зоне, который попал под мой контроль, всегда находились при себе иголка и нитка…
Если в поле моей деятельности попадали нужные мне объекты, я располагал подручных за различными укрытиями, чтобы раньше времени не беспокоить моих будущих бойцов. После того, как противник начинал чувствовать мой зов, я для их отвлечения выпускал различную мелочь, которая нападала с тыла. Больше всего я любил натравливать тушканчиков, которые гнали всех попавшихся в мою комбинационную схему прямо на меня, мне даже не приходилось для этого бегать. Люди, как правило, не зная, откуда на них приходит мое воздействие, крутили по сторонам головами, но, подгоняемые моей пехотой, шли прямиком в ловушку. Дальше все происходило довольно быстро, как на конвейере. Свежачек, добытый мной, впадал в полуспящее состояние, после чего я распределял полученное «по сортам». В конечном итоге, и мои воины должны чем-то питаться, и разделение способствовало этому – менее опытные и бесполезные просто шли на корм.
Сталкеры, наемники и вояки становились пулестойкими зомби. Местное население тоже отдавало мне самое необходимое, включая свои силы и саму жизнь. Легче всего, в мой психологический плен почему-то попадались кровососы. Мне становилось даже смешно от того, что раньше я так боялся этих незаменимых теперь для меня элитных воинов. Я их берег, и готов был выпускать только в случае крайней нужды. Бюреры же сопротивлялись моему воздействию дольше всех. Некоторые из них, возможно, самые опытные, просто отходили в сторону, явно показывая, что мы по силе равны. Было даже несколько случаев, когда они мне помогали, но сохраняли свою независимость от меня.
А вот тушканчиков было совершенно не жаль, они ведь быстро восстанавливали потери в своих рядах и выполняли священную для меня миссию – пополнение отрядов опытных бойцов. Тем более что и тела погибших тушканчиков тоже не пропадали – их поедали мои же воины. Трудно было приучить все это стадо к упорядоченному общественному питанию, но нарушителей постепенно становилось все меньше, от них даже костей не оставалось.
Сильные воины мне были нужны так же, как раньше – заполняемые нычки: хоть всего и навалом, но не помешает заиметь еще. Ряды таких бойцов я готовил на случай тотального нападения на мое логово.
Со временем я стал заранее уменьшать ряды своих смертников, участвующих в боевых действиях, будучи уверенный в конечной победе, ведь сила моего воздействия все возрастала. Иногда мне требовалось буквально нескольких секунд для мозговой победы.
Однако вскоре даже самый изощренный процесс моих манипуляций чужим сознанием перестал приносить удовлетворение, ведь достойного противника на моем пути не было.
Ужас от происходящего начал охватывать меня, когда я увидел результаты собственного воздействия, да было поздно – обратная дорога просто отсутствовала. Мой зов, совершенно не зависящий от моего сознания, моментально делал меня врагом или рабовладельцем.
Даже не представляю, как ты до меня добрался, зная, что выследить меня без моего на то ведома просто невозможно.
Свое прежнее имя даже не сообщаю, т.к. не хочу, чтобы его лишний раз трепали, но думаю, ты и сам догадаешься…
Все, что было при мне до перерождения, я сложил на подконтрольной мне территории в безопасной для человека зоне у основания высоковольтной вышки.
Если заинтересует дальнейшая инфа и хабар, найди мою первую нычку. Она находится рядом с лагерем новичков и помечена на карте синим крестом, но перед этим надень на себя соответствующую защиту».
Карамболь повертел пергамент в руках и упер взгляд в Торсиона.
- Да, интересный факт, но думаю, что это только предыстория.
- Точно, а вот его продолжение, - ответил Торсион, выдавая Карамболю другой сверток с записью.
- Не гони, лучше давай парилочку навестим, предчувствую, что вторая серия еще веселее будет, - ответил тот.
Карамболь взял в руки плошку, зачерпнул в нее немного воды и со словами: «Эх, парок, помоги, память сердца сбереги», - плеснул содержимое на открытые камни.
Они продолжили моцион расслабления в парилке, вначале с вениками, а после – лежа на той же полке под простынями.
Перерождение
Часть 3
1.
Торсион похлопал по плечу сидящего с закрытыми глазами Карамболя, прервав его воспоминания.
- Ну что, полковник, продолжим?
Они навестили сажалку с водой и расположились за столом, не торопясь добавили за встречу и слегка разговорились о житье-бытье в Зоне. Во время разговора оба зорко следили за реакцией и поведением собеседника. Их беседа больше напоминала допрос, с той лишь разницей, что следователя было два и опрашивали они друг друга, пытаясь уловить любую потайную мысль оппонента.
- Я смотрю, ты тут круто все обустроил, полковник, но тебе кое-чего здесь для полного комфорта не хватает, - сказал Торсион.
- Интересно, чего же? – по-настоящему удивившись, спросил Карамболь.
- А у самых ворот не хватает только бабок, торгующих семками, - с улыбкой ответил Торсион.
- А бабки должны быть до тридцати? – в том ему спросил Карамболь.
- Если ты имеешь в виду глубину и в сантиметрах, то не более двадцати, а то у твоих ребят будет постоянное чувство природной ущемленности, - уже откровенно смеясь ответил Торсион.
- Ладно, - Карамболь отсмеявшись хлопнул себя по коленям, словно ставя точку и настраивая разговор на серьезный лад, - давай дочитаю это послание с того света.
И он снова развернул свиток пергамента.
«…Кто в Зону приходит как завоеватель, долго здесь не протянет, обязательно когда-нибудь влипнет в проблему, причем его самого к ней притянет.
Любое бессмысленное противостояние Зоне и ее обитателям только увеличивает ее противодействие и расширяет границы влияния.
Только став составляющей частью Зоны, я понял, почему ученые никогда не придадут огласке этот секрет: прекратится финансирование научных лабораторий, основные исследования будут перенесены на Большую Землю, а здесь больше понадобятся психологи со священниками.
Эти ученые умники, сидя в бункере, думают, что находятся в полной безопасности, но, вместе с тем, то один, то другой из них получают заслуженное. Только Сахаров, безвылазно торчащий там, пока жив, но это, скорее, напоминает пожизненное заключение, и неизвестно, что хуже. Одно радует, что ему сейчас вряд ли лучше, чем мне.
Но, видно, и эти сверхмудрые просчитались, не осознавая, что я смогу сделать обычную запись и кто-то ее добудет и прочтет. А с ПДА все ясно: оно, как любые другие электронные средства, полностью выходит из строя только от моего прикосновения при включении. Когда я начинал писать на бумаге, она просто обугливалась, с деревянными и берестовыми табличками происходило то же самое. Я с трудом, и то случайно, нашел материал для нанесения записи. Именно волоски шерсти, в спешке оставленные мной на обратной стороне пергамента, возможно и рассеивали энергию химического термо-окисления. А сшить написанное тоже не вызвало проблем – почти у каждого человека, обитающего в Зоне, который попал под мой контроль, всегда находились при себе иголка и нитка…
Если в поле моей деятельности попадали нужные мне объекты, я располагал подручных за различными укрытиями, чтобы раньше времени не беспокоить моих будущих бойцов. После того, как противник начинал чувствовать мой зов, я для их отвлечения выпускал различную мелочь, которая нападала с тыла. Больше всего я любил натравливать тушканчиков, которые гнали всех попавшихся в мою комбинационную схему прямо на меня, мне даже не приходилось для этого бегать. Люди, как правило, не зная, откуда на них приходит мое воздействие, крутили по сторонам головами, но, подгоняемые моей пехотой, шли прямиком в ловушку. Дальше все происходило довольно быстро, как на конвейере. Свежачек, добытый мной, впадал в полуспящее состояние, после чего я распределял полученное «по сортам». В конечном итоге, и мои воины должны чем-то питаться, и разделение способствовало этому – менее опытные и бесполезные просто шли на корм.
Сталкеры, наемники и вояки становились пулестойкими зомби. Местное население тоже отдавало мне самое необходимое, включая свои силы и саму жизнь. Легче всего, в мой психологический плен почему-то попадались кровососы. Мне становилось даже смешно от того, что раньше я так боялся этих незаменимых теперь для меня элитных воинов. Я их берег, и готов был выпускать только в случае крайней нужды. Бюреры же сопротивлялись моему воздействию дольше всех. Некоторые из них, возможно, самые опытные, просто отходили в сторону, явно показывая, что мы по силе равны. Было даже несколько случаев, когда они мне помогали, но сохраняли свою независимость от меня.
А вот тушканчиков было совершенно не жаль, они ведь быстро восстанавливали потери в своих рядах и выполняли священную для меня миссию – пополнение отрядов опытных бойцов. Тем более что и тела погибших тушканчиков тоже не пропадали – их поедали мои же воины. Трудно было приучить все это стадо к упорядоченному общественному питанию, но нарушителей постепенно становилось все меньше, от них даже костей не оставалось.
Сильные воины мне были нужны так же, как раньше – заполняемые нычки: хоть всего и навалом, но не помешает заиметь еще. Ряды таких бойцов я готовил на случай тотального нападения на мое логово.
Со временем я стал заранее уменьшать ряды своих смертников, участвующих в боевых действиях, будучи уверенный в конечной победе, ведь сила моего воздействия все возрастала. Иногда мне требовалось буквально нескольких секунд для мозговой победы.
Однако вскоре даже самый изощренный процесс моих манипуляций чужим сознанием перестал приносить удовлетворение, ведь достойного противника на моем пути не было.
Ужас от происходящего начал охватывать меня, когда я увидел результаты собственного воздействия, да было поздно – обратная дорога просто отсутствовала. Мой зов, совершенно не зависящий от моего сознания, моментально делал меня врагом или рабовладельцем.
Даже не представляю, как ты до меня добрался, зная, что выследить меня без моего на то ведома просто невозможно.
Свое прежнее имя даже не сообщаю, т.к. не хочу, чтобы его лишний раз трепали, но думаю, ты и сам догадаешься…
Все, что было при мне до перерождения, я сложил на подконтрольной мне территории в безопасной для человека зоне у основания высоковольтной вышки.
Если заинтересует дальнейшая инфа и хабар, найди мою первую нычку. Она находится рядом с лагерем новичков и помечена на карте синим крестом, но перед этим надень на себя соответствующую защиту».
Карамболь повертел пергамент в руках и упер взгляд в Торсиона.
- Да, интересный факт, но думаю, что это только предыстория.
- Точно, а вот его продолжение, - ответил Торсион, выдавая Карамболю другой сверток с записью.
- Не гони, лучше давай парилочку навестим, предчувствую, что вторая серия еще веселее будет, - ответил тот.
Карамболь взял в руки плошку, зачерпнул в нее немного воды и со словами: «Эх, парок, помоги, память сердца сбереги», - плеснул содержимое на открытые камни.
Они продолжили моцион расслабления в парилке, вначале с вениками, а после – лежа на той же полке под простынями.
Spoiler
2.
…Офицер размахнулся карабином, отнятым у снайпера, и с силой ударил им о толстую арматуру, торчащую из обломка бетонной плиты. Он желал поскорее избавиться от этого приклада, напоминающего о многочисленных смертях, будто этим простым действием можно было что-то исправить.
Обломок приклада подполковник забросил подальше в руины здания. Если его и найдут, то ценности отдельно от карабина он не будет представлять. Вместе с тем, сам карабин остался в полной боевой пригодности, а это подполковнику и было надо. Он являлся одним из руководителей трофейной команды, призванной собирать образцы редкой или незнакомой техники врага.
Подполковник посмотрел на часы и остался явно недоволен потерей времени из-за этого инцидента. Он что-то приказал ефрейтору, тот удивился сказанному, но выполнил приказ: взял котелок, приготовленный для подполковника, и отдал в руки пленному. Тот, безучастно подчиняясь, взял его в руки, но есть не стал. Снайпер подумал, что они хотят его сфотографировать, жадно поедающим эту вкусно пахнущую кашу из котелка врага. Такого дурманящего запаха, напоминающего ему раннее детство, он давно не чувствовал, но не желал давиться подачками врага. Он только сглотнул слюну и продолжал стоять неподвижно. Подполковник все понял, он и сам в подобной ситуации постарался бы поступить так же, но перед ним ведь только мальчишка, хотя и вражеский.
Какая все-таки воля и стойкость у этого народа, который воспитал таких детей, достойных только в лучшем смысле этого слова подражанию. Какими же изуверами и палачами были те, кто натравил эти два великих народа друг на друга?...
Теперь во власти подполковника, хоть и не беспредельной, была возможность удержать побежденный народ и оставшихся бывших воинов от уничтожения. Пройдут годы и, как знать, каким станет мир, и к кому перекинутся нынешние союзники и кем станут теперешние враги?
Офицер протянул руку и взял свой котелок обратно. Еда уже почти остыла, да и есть ее, после такого стресса не очень хотелось, но он, стоя прямо, съел несколько ложек содержимого и опять вернул котелок пленному. Подполковник надеялся, что теперь снайпер не побрезгует питаться с ним из одного котелка – во время войны с пленными часто делили одну посуду, и вражеский воин не мог этого не знать. После этого офицер отошел на довольно значительное расстояние, опять развернул карту и начал обсуждать какие-то детали своего дальнейшего плана с ефрейтором.
Пленный снайпер долго смотрел на эту пару врагов и все время пытался уловить подвох в их действиях. Прождав некоторое время, он, наконец, решился попробовать этой варварской еды, хотя пахла она совершенно по-домашнему. Он аккуратно присел на лежащий горизонтально кирпич, снял головной убор, вынул ложку из голенища, которой уже забыл когда пользовался, т.к. обходился сухим пайком, и, взяв маленький комочек каши, не торопясь отправил его в рот. Он ожидал чего угодно, кроме того, что она будет душистой, наваристой, приправленной мясом и очень вкусной. Снайпер оглянулся и понял, что на него совершенно не обращают внимания. Рука сама зачерпнула почти полную ложку и уже безостановочно отправила в рот ее содержимое. Так ложка за ложкой было съедено все до самого дна. Сложнее всего было выскребать самые вкусные остатки каши, и вместе с тем совершенно не греметь ложкой по стенкам, как вражеский ефрейтор.
Покончив с едой, снайпер сделал вывод, что его хотят убить подкрепившимся, в надежде на то, что он проявит слабость, цепляясь за жизнь, и начнет ползать на коленях, умоляя о пощаде. Он еще раз проверил свою форму, надел головной убор и, не найдя видимых дефектов, решил в последний раз взглянуть на фото отца, матери и старшего брата, убитого годом ранее. Его отец погиб, когда он был еще маленький, мать ушла в мир иной совсем недавно – не успела спрятаться во время ночной бомбежки. Ну что, пусть родные видят, что их сын, воспитанный в духе предков, готов достойно встретить смерть. А то, что он принял еду из рук врага, в конечном итоге, ничего не меняет – он никогда не попросит пощады.
Снайпер так и сидел в своих раздумьях, пока к нему не подошел вражеский ефрейтор, чтобы забрать пустой котелок. Маленький враг был почти такого же с ним роста, только имел совсем черные, как смоль волосы. Снайпер же был чистым блондином. Ефрейтор протянул, было, руку за котелком, но она неподвижно застыла в воздухе, когда он увидел фотографии в портмоне врага, от вида которых его словно оглушило. Он медленно стал протягивать к одной из них руку, но снайпер быстро захлопнул портмоне и спрятал его в нагрудный карман. Он пытался застегнуть пуговицу, но вражеский ефрейтор, уже более настойчиво начал тянуть руку за содержимым кармана. Вот тут снайперу изменила холодная выдержка и он оттолкнул руку врага. Эту вещь при жизни он так просто не отдаст, ведь это все, что у него осталось сокровенного, и ради памяти своих родных он не позволит, чтобы даже их фото касалась рука врага.
После этого неожиданного сопротивления вражеский ефрейтор схватил снайпера за грудки, одной рукой пытаясь дотянуться до портмоне. Снайпер попытался применить приемы рукопашного боя, но из-за недостатка мотивации и потери сил, вызванной истощением, его попытка оказалась неудачной и только ещё больше разозлила врага. Ефрейтор ударил снайпера кулаком в нос, у того даже искры полетели из глаз. Ничего не видя перед собой, снайпер всё же умудрился поймать руку врага и, что было силы, укусил его за ладонь. Тот взвыл от боли и с еще большим остервенением набросился на снайпера. Он имел превосходство в силе, сразу повалил снайпера на спину и стал колотить его кулаками по лицу, тот только слабо отбивался, но попытки его врага завладеть фотографией не увенчались успехом: снайпер клещом вцепился в свой карман, в полной уверенности, что от этого зависела его честь, ведь с потерей жизни он уже смирился. Вражеский ефрейтор в пылу драки поднял обломок кирпича и с силой замахнулся…
2.
…Офицер размахнулся карабином, отнятым у снайпера, и с силой ударил им о толстую арматуру, торчащую из обломка бетонной плиты. Он желал поскорее избавиться от этого приклада, напоминающего о многочисленных смертях, будто этим простым действием можно было что-то исправить.
Обломок приклада подполковник забросил подальше в руины здания. Если его и найдут, то ценности отдельно от карабина он не будет представлять. Вместе с тем, сам карабин остался в полной боевой пригодности, а это подполковнику и было надо. Он являлся одним из руководителей трофейной команды, призванной собирать образцы редкой или незнакомой техники врага.
Подполковник посмотрел на часы и остался явно недоволен потерей времени из-за этого инцидента. Он что-то приказал ефрейтору, тот удивился сказанному, но выполнил приказ: взял котелок, приготовленный для подполковника, и отдал в руки пленному. Тот, безучастно подчиняясь, взял его в руки, но есть не стал. Снайпер подумал, что они хотят его сфотографировать, жадно поедающим эту вкусно пахнущую кашу из котелка врага. Такого дурманящего запаха, напоминающего ему раннее детство, он давно не чувствовал, но не желал давиться подачками врага. Он только сглотнул слюну и продолжал стоять неподвижно. Подполковник все понял, он и сам в подобной ситуации постарался бы поступить так же, но перед ним ведь только мальчишка, хотя и вражеский.
Какая все-таки воля и стойкость у этого народа, который воспитал таких детей, достойных только в лучшем смысле этого слова подражанию. Какими же изуверами и палачами были те, кто натравил эти два великих народа друг на друга?...
Теперь во власти подполковника, хоть и не беспредельной, была возможность удержать побежденный народ и оставшихся бывших воинов от уничтожения. Пройдут годы и, как знать, каким станет мир, и к кому перекинутся нынешние союзники и кем станут теперешние враги?
Офицер протянул руку и взял свой котелок обратно. Еда уже почти остыла, да и есть ее, после такого стресса не очень хотелось, но он, стоя прямо, съел несколько ложек содержимого и опять вернул котелок пленному. Подполковник надеялся, что теперь снайпер не побрезгует питаться с ним из одного котелка – во время войны с пленными часто делили одну посуду, и вражеский воин не мог этого не знать. После этого офицер отошел на довольно значительное расстояние, опять развернул карту и начал обсуждать какие-то детали своего дальнейшего плана с ефрейтором.
Пленный снайпер долго смотрел на эту пару врагов и все время пытался уловить подвох в их действиях. Прождав некоторое время, он, наконец, решился попробовать этой варварской еды, хотя пахла она совершенно по-домашнему. Он аккуратно присел на лежащий горизонтально кирпич, снял головной убор, вынул ложку из голенища, которой уже забыл когда пользовался, т.к. обходился сухим пайком, и, взяв маленький комочек каши, не торопясь отправил его в рот. Он ожидал чего угодно, кроме того, что она будет душистой, наваристой, приправленной мясом и очень вкусной. Снайпер оглянулся и понял, что на него совершенно не обращают внимания. Рука сама зачерпнула почти полную ложку и уже безостановочно отправила в рот ее содержимое. Так ложка за ложкой было съедено все до самого дна. Сложнее всего было выскребать самые вкусные остатки каши, и вместе с тем совершенно не греметь ложкой по стенкам, как вражеский ефрейтор.
Покончив с едой, снайпер сделал вывод, что его хотят убить подкрепившимся, в надежде на то, что он проявит слабость, цепляясь за жизнь, и начнет ползать на коленях, умоляя о пощаде. Он еще раз проверил свою форму, надел головной убор и, не найдя видимых дефектов, решил в последний раз взглянуть на фото отца, матери и старшего брата, убитого годом ранее. Его отец погиб, когда он был еще маленький, мать ушла в мир иной совсем недавно – не успела спрятаться во время ночной бомбежки. Ну что, пусть родные видят, что их сын, воспитанный в духе предков, готов достойно встретить смерть. А то, что он принял еду из рук врага, в конечном итоге, ничего не меняет – он никогда не попросит пощады.
Снайпер так и сидел в своих раздумьях, пока к нему не подошел вражеский ефрейтор, чтобы забрать пустой котелок. Маленький враг был почти такого же с ним роста, только имел совсем черные, как смоль волосы. Снайпер же был чистым блондином. Ефрейтор протянул, было, руку за котелком, но она неподвижно застыла в воздухе, когда он увидел фотографии в портмоне врага, от вида которых его словно оглушило. Он медленно стал протягивать к одной из них руку, но снайпер быстро захлопнул портмоне и спрятал его в нагрудный карман. Он пытался застегнуть пуговицу, но вражеский ефрейтор, уже более настойчиво начал тянуть руку за содержимым кармана. Вот тут снайперу изменила холодная выдержка и он оттолкнул руку врага. Эту вещь при жизни он так просто не отдаст, ведь это все, что у него осталось сокровенного, и ради памяти своих родных он не позволит, чтобы даже их фото касалась рука врага.
После этого неожиданного сопротивления вражеский ефрейтор схватил снайпера за грудки, одной рукой пытаясь дотянуться до портмоне. Снайпер попытался применить приемы рукопашного боя, но из-за недостатка мотивации и потери сил, вызванной истощением, его попытка оказалась неудачной и только ещё больше разозлила врага. Ефрейтор ударил снайпера кулаком в нос, у того даже искры полетели из глаз. Ничего не видя перед собой, снайпер всё же умудрился поймать руку врага и, что было силы, укусил его за ладонь. Тот взвыл от боли и с еще большим остервенением набросился на снайпера. Он имел превосходство в силе, сразу повалил снайпера на спину и стал колотить его кулаками по лицу, тот только слабо отбивался, но попытки его врага завладеть фотографией не увенчались успехом: снайпер клещом вцепился в свой карман, в полной уверенности, что от этого зависела его честь, ведь с потерей жизни он уже смирился. Вражеский ефрейтор в пылу драки поднял обломок кирпича и с силой замахнулся…
Spoiler
3.
Ключевая вода хорошо бодрила организм и освежала сознание.
- Так как ты, сталкер, того матерого контролера взял, уж не стал ли сам таким? – спросил Карамболь, вылезая из сажалки. - Ладно, давай в очередной заход про то, как ты его обезвредил, видно, непростое это дело оказалось, судя по ранжиру этого контролера.
- Я думаю, что основную работу за меня сделал выброс, а мне только пришлось присутствовать, - неопределенно ответил Торсион.
Они по новой наполнили стаканы. Карамболь умел разливать: тархуна было налито буквально на палец от дна, но от этого только приятнее было вдыхать его душистый аромат.
После небольшой алкогольной паузы Каромболь развернул вторую меховую книгу и начал ее читать.
«Нас было трое друзей, загружавших все эти нычки, а в живых, если можно так сказать, остался только я один. За время хождения по Зоне мы забили добрым хабаром не только этот схрон. План очередного из них прилагаю здесь. Может, тебе повезет, и ты их последовательно найдешь все. Но советую одному дальше не лазить, а действовать хотя бы с одним, но надежным другом – там расставлены ловушки. Их, думаю, ты обнаружишь, раз вычислил меня.
А теперь о самом главном. Ни при каком раскладе не верь Сахарову. Это из-за него я стал монстром, а его подручные, может и не все, но тоже многое знали. Как только мне удалось выяснить больше, чем надо, т.е. какие эксперименты над животными и людьми производит Сахаров, где и как он приобретает ценный товар и откуда у него бабок не меряно, так сразу все это со мной и произошло…
В самом начале нашего «душевного» разговора, почуяв открытую опасность, Сахаров таким елейным голоском предложил мне легкое денежное дельце, пообещав после его выполнения продолжить выяснение отношений. А для достоверности своего расположения ко мне выдал великолепный яркий экзоскелет. Он сказал, что это единственный в своём роде экземпляр, а после моей обкатки на местности и предложенных мною улучшений резюме о нём отправится в НИИ для доработки следующих образцов.
Экзоскелет, помимо комплекса возможностей, взятых из других средств защиты, мог незначительно, но менять свой размер в зависимости от антропометрических данных обладателя. Была в нём ещё одна высококлассная фишка, которую раньше ни в одной из подобных защитных систем не встречал. Не буду попусту тратить время на описание, захочешь узнать – наденешь и испробуешь…
Все в нем оказалось для меня подходящим, даже шитые золотом мои личные данные, а также группа крови и резус-фактор. Подсознательно всколыхнулось подозрение от неслыханной доброты Сахарова, но мехкомбез уж очень пришёлся мне по вкусу, так что я отодвинул опасения на второй план, решил – вернусь, подробнее расспрошу и разберусь, да поздно было. Все точно рассчитал этот подонок. И еще одно, запомни, что ему только на руку вражда между группировками, а он со всех по-тиху навар имеет, ведь враждующие о цене не договариваются.
В подземелье Агропрома, по выданному Сахаром плану, был еще один, не известный мне проход, с тайным люком в стене за вентилятором. Добрался я туда без проблем и легко проник, куда требовалось. Там оказалась довольно разветвленная сеть ходов и тоннелей, ведущих вниз. В конце пути я попал в просторный зал со множеством подвесных мостов над какой-то жидкой и разноцветной субстанцией, расположенной на приличной глубине. Мои приборы и датчики не показали вообще никакой опасности, и я снял с себя все лишнее. Освещение поступало откуда-то сверху. Но его источник мне был не ясен, да и какая тут разница, думал я, откантуюсь и вернусь. Из плана мне был известен второй вход в помещение, откуда, по словам Сахарова, должен был появиться посыльный. В стороне имелась довольно удобная площадка, на которой я и расположился. Находясь в полной тишине, я все отчетливо видел и слышал. Все помещение с места моей лежки отлично просматривалось, а акустика была такая, что даже самая мелкая живность была бы мной услышана издалека.
Сахаров меня убедил, что именно сюда должен прийти посыльный, которого никто, кроме меня, не должен видеть, и тогда я кое-что из больших секретов и узнаю. Естественно, никто на встречу не пришел, да и не должен был, это была элементарная замануха.
Оказавшись на месте, указанном Сахаром, я сразу ничего необычного не почувствовал, а скорее, наоборот – стало довольно комфортно и спокойно. Еды и питья хватало, Сахар ничего не пожалел в приготовленной мне ссобойке, и я не торопясь поел и выпил – слегка, т.к. не имел привычки напиваться, пока не завершу дело.
К концу дня я опять решил перекусить из-за избытка свободного времени. На аппетит я никогда не жаловался, но тут пришлось просто уговаривать свой желудок принять дары… Самое главное, что кайфа от выпитого я совершенно не почувствовал, а только легкую тошноту. Но на этом изменения не закончились. Мне стало жарко, и я сбросил с себя часть одежды, оставшись с голым торсом. От скуки я начал изучать помещение, захотелось просто побродить по этому подземелью. Из оружия я оставил себе только нож, потому что почувствовал непомерно нарастающую силу в организме, и посчитал, что в дополнительном оружии нет нужды.
Ждать, по словам Сахара, мне придется не больше трех суток. Все почти правильно эта сволочь сказала, видно, для гарантии про третьи сутки добавил. В конце уже вторых суток подбежавшие откуда-то тушканчики начали мне преданно смотреть в глаза, будто ждали какого-то приказа. Самое интересное, что я даже на них нож не собирался поднимать и перво-наперво подумал, что это данная местность на них так действует. Потом опять начал чувствовать постепенный прилив сил, но тогда ещё не догадывался, что это от контакта с ними. Ну, думаю, этот глюк исправится после прихода посыльного, да и по возвращении на чистый воздух.
На исходе третьих суток, я понял, что никого уже не дождусь, и решил подняться наверх, но по второму пути, по которому должен был прийти ко мне посыльный. Выход был найден довольно быстро, к тому же он оказался единственным и в виде канализационного колодца, но наглухо заваренным с двух сторон. Я еще раз вернулся и просмотрел план, хотя помнил его наизусть. Сомнений не было, меня заманили в ловушку, хотя в какую именно, я пока не догадывался.
Вернуться наверх я решил тем же путем, что и пришел сюда. Все получилось довольно просто, и я начал сомневаться в том, что правильно понял Сахарова. В таких размышлениях я походил по травке, между деревьев и кустов. Внутренний голос не подавал повода для беспокойства. А после меня отвлекло то, что я обнаружил невооруженным глазом аномалии и только после заметил, что так с голым торсом и хожу. Где-то в глубине сознания, будто во сне, выскочила мысль: как же это я буду от всего, что есть в Зоне в таком виде защищаться и вообще смогу выжить? Но отвлекло движение в кустах и хруст веток – прямо на меня вышли три здоровенных кабана, да не просто, а как нашкодившие щенки, почти ползком. Зрение мое обострились настолько, что я видел всё, почти как в оптику, да и слышать стал значительно лучше обычного. Я видел, как зверье начало преданно смотреть на меня, а вдруг замеченный мною вдалеке сталкер резко рванул в противоположную сторону, заткнув уши руками. Дальше описывать не буду – что стало, то стало.
Таких мест пересечений или нулевых точек на Земле достаточно, но они, к счастью находятся в недоступных для людей местах, на больших глубинах и в полостях с очень агрессивными средами, например, в жерле вулканов, для блага самих же людей. Но в Зоне в них вполне реально угодить, хотя и попотеть придется. Не советую туда лезть, исходя из моего плачевного опыта. Точки этих мест я пометил на карте красными крестами. Я о них доподлинно узнал, только переродившись, и смог общаться с такими же, как сам, но помочь друг другу, или хотя бы отомстить за себя, мы не могли. Бункер находился в слишком удаленном от нас месте, а при всем своем могуществе приобретенных навыков я и подобные мне, оказалось, были привязаны к определенной области Зоны, из которой до него никто из нас добраться не мог.
Все живые существа оставляют свой химический след, об этом я когда-то слышал. Как через год некоторые рыбы по нему возвращаются на нерест, муравьи находят пищу по следу разведчика, нашедшего ее и т.п. Если мозг человека задействован не полностью, то почему никто не догадался, что и другие органы чувств имеют огромный, но не используемый потенциал?
Все ареалы обитания животных и людей были мне отчетливо видны, но, как ни странно, эта дополнительная информация меня совершенно не утомляла. Я прекрасно осознавал, кем стал, а справиться с таким наваждением никак не мог. В своей жизни я много изучил и попробовал, в том числе самую крутую наркоту, но могу сказать точно: все можно пересилить и от всего отказаться, кроме этого. Ничего не мог с собой поделать: мысли, особенно вначале, вроде почти правильно работали, но что-то в «нутре» заставляло действовать иначе. Только став таким, начал свою бывшую жену понимать, которую от магазинов и казино оторвать нельзя было. А когда мне надоело ее и словом и делом «лечить», то просто бросил всё и от безысходности попер сюда, в Зону. Всех чудес, увиденных здесь, сразу и не расскажешь, тут не на один роман наберется…
Обрати особое внимание на инфу, которую я получил при обработке группы спецназовских наемников, уж очень заковыристые спецы оказались, еле приручил.
Я их ПДА не включал, как и многие другие, чтобы не накрылись. В общем, разберешься.
Чуть не забыл, с помощниками Сахарова вопрос спорный, возможно они только пешки в его руках, а может и в доле.
Вот в основном и все. Дальше будут только карты с пометкой следующей нычки. Спасибо, что избавил меня от этого наваждения, и помолись при случае за меня и всех уничтоженных мной, ведь не по злому умыслу я все это делал.
Бывший сталкер...»
Карамболь отложил прочитанный пергамент и на некоторое время задумался.
- Чувствую, сталкер, что у тебя балет не в двух частях, - уверенно сказал он.
- В двух только первый, - ответил Торсион.
- Ладно, хорошо хоть с первым разобрались, а за это и выпить не мешает. Надеюсь, ты не только эти две его нычки обчистил, хотя для меня это и не столь важно, - глядя в глаза Торсиону, произнес Карамболь.
- Надейся, полковник, - с неопределенностью ответил тот, разведя руками.
- Будут излишки ценного хабара, тащи беспрепятственно сюда, а мы за ценой не постоим, - наставительно заметил Карамболь.
- Кто это «мы»? Я кроме тебя ни с кем договариваться не собираюсь, - резко ответил Торсион.
- Ты сталкер, видно позабыл, что в этой каше Зоны многое перемешалось. Будто среди как бы своих сталкеров, явных прихвостней и продажных шкур не встречал? Можешь не отвечать, только не все оценивается по принадлежности к группировке и по одежке на обложке. И среди братвы хватает достойных парней, их имена-клички я тебе на ПДА сброшу. Это все к тому, что ни у кого из нас не девять жизней. А пока, конечно, все только через меня, включая любую инфу. Значит, если будешь рядом проходить, скинь груз поблизости, а остальное мы сами довершим. Или тебе сразу аванс выписать? – с издевкой спросил Карамболь.
- Вот так пообещаешь кому чего, а тут бац – апокалипсис, и по сему я от предоплаты давно отказался. Носильщики у тебя свои найдутся, мне проще будет, в случае чего, координаты схронов в ответном сообщении, на твой ПДА сбросить, - хладнокровно парировал Торсион. Он не собирался вооружать братву, не получив от Карамболя кличек его доверенных лиц.
- Добро, - коротко, как приказ, ответил Карамболь, утвердительно кивнув.
Он вновь наполнил посуду тархуном и пододвинул ближе к центру стола редкую для этих мест разнообразную еду.
Выпив и закусив, мужчины опять расположились в парилке, которая притягивала к себе, как магнит.
3.
Ключевая вода хорошо бодрила организм и освежала сознание.
- Так как ты, сталкер, того матерого контролера взял, уж не стал ли сам таким? – спросил Карамболь, вылезая из сажалки. - Ладно, давай в очередной заход про то, как ты его обезвредил, видно, непростое это дело оказалось, судя по ранжиру этого контролера.
- Я думаю, что основную работу за меня сделал выброс, а мне только пришлось присутствовать, - неопределенно ответил Торсион.
Они по новой наполнили стаканы. Карамболь умел разливать: тархуна было налито буквально на палец от дна, но от этого только приятнее было вдыхать его душистый аромат.
После небольшой алкогольной паузы Каромболь развернул вторую меховую книгу и начал ее читать.
«Нас было трое друзей, загружавших все эти нычки, а в живых, если можно так сказать, остался только я один. За время хождения по Зоне мы забили добрым хабаром не только этот схрон. План очередного из них прилагаю здесь. Может, тебе повезет, и ты их последовательно найдешь все. Но советую одному дальше не лазить, а действовать хотя бы с одним, но надежным другом – там расставлены ловушки. Их, думаю, ты обнаружишь, раз вычислил меня.
А теперь о самом главном. Ни при каком раскладе не верь Сахарову. Это из-за него я стал монстром, а его подручные, может и не все, но тоже многое знали. Как только мне удалось выяснить больше, чем надо, т.е. какие эксперименты над животными и людьми производит Сахаров, где и как он приобретает ценный товар и откуда у него бабок не меряно, так сразу все это со мной и произошло…
В самом начале нашего «душевного» разговора, почуяв открытую опасность, Сахаров таким елейным голоском предложил мне легкое денежное дельце, пообещав после его выполнения продолжить выяснение отношений. А для достоверности своего расположения ко мне выдал великолепный яркий экзоскелет. Он сказал, что это единственный в своём роде экземпляр, а после моей обкатки на местности и предложенных мною улучшений резюме о нём отправится в НИИ для доработки следующих образцов.
Экзоскелет, помимо комплекса возможностей, взятых из других средств защиты, мог незначительно, но менять свой размер в зависимости от антропометрических данных обладателя. Была в нём ещё одна высококлассная фишка, которую раньше ни в одной из подобных защитных систем не встречал. Не буду попусту тратить время на описание, захочешь узнать – наденешь и испробуешь…
Все в нем оказалось для меня подходящим, даже шитые золотом мои личные данные, а также группа крови и резус-фактор. Подсознательно всколыхнулось подозрение от неслыханной доброты Сахарова, но мехкомбез уж очень пришёлся мне по вкусу, так что я отодвинул опасения на второй план, решил – вернусь, подробнее расспрошу и разберусь, да поздно было. Все точно рассчитал этот подонок. И еще одно, запомни, что ему только на руку вражда между группировками, а он со всех по-тиху навар имеет, ведь враждующие о цене не договариваются.
В подземелье Агропрома, по выданному Сахаром плану, был еще один, не известный мне проход, с тайным люком в стене за вентилятором. Добрался я туда без проблем и легко проник, куда требовалось. Там оказалась довольно разветвленная сеть ходов и тоннелей, ведущих вниз. В конце пути я попал в просторный зал со множеством подвесных мостов над какой-то жидкой и разноцветной субстанцией, расположенной на приличной глубине. Мои приборы и датчики не показали вообще никакой опасности, и я снял с себя все лишнее. Освещение поступало откуда-то сверху. Но его источник мне был не ясен, да и какая тут разница, думал я, откантуюсь и вернусь. Из плана мне был известен второй вход в помещение, откуда, по словам Сахарова, должен был появиться посыльный. В стороне имелась довольно удобная площадка, на которой я и расположился. Находясь в полной тишине, я все отчетливо видел и слышал. Все помещение с места моей лежки отлично просматривалось, а акустика была такая, что даже самая мелкая живность была бы мной услышана издалека.
Сахаров меня убедил, что именно сюда должен прийти посыльный, которого никто, кроме меня, не должен видеть, и тогда я кое-что из больших секретов и узнаю. Естественно, никто на встречу не пришел, да и не должен был, это была элементарная замануха.
Оказавшись на месте, указанном Сахаром, я сразу ничего необычного не почувствовал, а скорее, наоборот – стало довольно комфортно и спокойно. Еды и питья хватало, Сахар ничего не пожалел в приготовленной мне ссобойке, и я не торопясь поел и выпил – слегка, т.к. не имел привычки напиваться, пока не завершу дело.
К концу дня я опять решил перекусить из-за избытка свободного времени. На аппетит я никогда не жаловался, но тут пришлось просто уговаривать свой желудок принять дары… Самое главное, что кайфа от выпитого я совершенно не почувствовал, а только легкую тошноту. Но на этом изменения не закончились. Мне стало жарко, и я сбросил с себя часть одежды, оставшись с голым торсом. От скуки я начал изучать помещение, захотелось просто побродить по этому подземелью. Из оружия я оставил себе только нож, потому что почувствовал непомерно нарастающую силу в организме, и посчитал, что в дополнительном оружии нет нужды.
Ждать, по словам Сахара, мне придется не больше трех суток. Все почти правильно эта сволочь сказала, видно, для гарантии про третьи сутки добавил. В конце уже вторых суток подбежавшие откуда-то тушканчики начали мне преданно смотреть в глаза, будто ждали какого-то приказа. Самое интересное, что я даже на них нож не собирался поднимать и перво-наперво подумал, что это данная местность на них так действует. Потом опять начал чувствовать постепенный прилив сил, но тогда ещё не догадывался, что это от контакта с ними. Ну, думаю, этот глюк исправится после прихода посыльного, да и по возвращении на чистый воздух.
На исходе третьих суток, я понял, что никого уже не дождусь, и решил подняться наверх, но по второму пути, по которому должен был прийти ко мне посыльный. Выход был найден довольно быстро, к тому же он оказался единственным и в виде канализационного колодца, но наглухо заваренным с двух сторон. Я еще раз вернулся и просмотрел план, хотя помнил его наизусть. Сомнений не было, меня заманили в ловушку, хотя в какую именно, я пока не догадывался.
Вернуться наверх я решил тем же путем, что и пришел сюда. Все получилось довольно просто, и я начал сомневаться в том, что правильно понял Сахарова. В таких размышлениях я походил по травке, между деревьев и кустов. Внутренний голос не подавал повода для беспокойства. А после меня отвлекло то, что я обнаружил невооруженным глазом аномалии и только после заметил, что так с голым торсом и хожу. Где-то в глубине сознания, будто во сне, выскочила мысль: как же это я буду от всего, что есть в Зоне в таком виде защищаться и вообще смогу выжить? Но отвлекло движение в кустах и хруст веток – прямо на меня вышли три здоровенных кабана, да не просто, а как нашкодившие щенки, почти ползком. Зрение мое обострились настолько, что я видел всё, почти как в оптику, да и слышать стал значительно лучше обычного. Я видел, как зверье начало преданно смотреть на меня, а вдруг замеченный мною вдалеке сталкер резко рванул в противоположную сторону, заткнув уши руками. Дальше описывать не буду – что стало, то стало.
Таких мест пересечений или нулевых точек на Земле достаточно, но они, к счастью находятся в недоступных для людей местах, на больших глубинах и в полостях с очень агрессивными средами, например, в жерле вулканов, для блага самих же людей. Но в Зоне в них вполне реально угодить, хотя и попотеть придется. Не советую туда лезть, исходя из моего плачевного опыта. Точки этих мест я пометил на карте красными крестами. Я о них доподлинно узнал, только переродившись, и смог общаться с такими же, как сам, но помочь друг другу, или хотя бы отомстить за себя, мы не могли. Бункер находился в слишком удаленном от нас месте, а при всем своем могуществе приобретенных навыков я и подобные мне, оказалось, были привязаны к определенной области Зоны, из которой до него никто из нас добраться не мог.
Все живые существа оставляют свой химический след, об этом я когда-то слышал. Как через год некоторые рыбы по нему возвращаются на нерест, муравьи находят пищу по следу разведчика, нашедшего ее и т.п. Если мозг человека задействован не полностью, то почему никто не догадался, что и другие органы чувств имеют огромный, но не используемый потенциал?
Все ареалы обитания животных и людей были мне отчетливо видны, но, как ни странно, эта дополнительная информация меня совершенно не утомляла. Я прекрасно осознавал, кем стал, а справиться с таким наваждением никак не мог. В своей жизни я много изучил и попробовал, в том числе самую крутую наркоту, но могу сказать точно: все можно пересилить и от всего отказаться, кроме этого. Ничего не мог с собой поделать: мысли, особенно вначале, вроде почти правильно работали, но что-то в «нутре» заставляло действовать иначе. Только став таким, начал свою бывшую жену понимать, которую от магазинов и казино оторвать нельзя было. А когда мне надоело ее и словом и делом «лечить», то просто бросил всё и от безысходности попер сюда, в Зону. Всех чудес, увиденных здесь, сразу и не расскажешь, тут не на один роман наберется…
Обрати особое внимание на инфу, которую я получил при обработке группы спецназовских наемников, уж очень заковыристые спецы оказались, еле приручил.
Я их ПДА не включал, как и многие другие, чтобы не накрылись. В общем, разберешься.
Чуть не забыл, с помощниками Сахарова вопрос спорный, возможно они только пешки в его руках, а может и в доле.
Вот в основном и все. Дальше будут только карты с пометкой следующей нычки. Спасибо, что избавил меня от этого наваждения, и помолись при случае за меня и всех уничтоженных мной, ведь не по злому умыслу я все это делал.
Бывший сталкер...»
Карамболь отложил прочитанный пергамент и на некоторое время задумался.
- Чувствую, сталкер, что у тебя балет не в двух частях, - уверенно сказал он.
- В двух только первый, - ответил Торсион.
- Ладно, хорошо хоть с первым разобрались, а за это и выпить не мешает. Надеюсь, ты не только эти две его нычки обчистил, хотя для меня это и не столь важно, - глядя в глаза Торсиону, произнес Карамболь.
- Надейся, полковник, - с неопределенностью ответил тот, разведя руками.
- Будут излишки ценного хабара, тащи беспрепятственно сюда, а мы за ценой не постоим, - наставительно заметил Карамболь.
- Кто это «мы»? Я кроме тебя ни с кем договариваться не собираюсь, - резко ответил Торсион.
- Ты сталкер, видно позабыл, что в этой каше Зоны многое перемешалось. Будто среди как бы своих сталкеров, явных прихвостней и продажных шкур не встречал? Можешь не отвечать, только не все оценивается по принадлежности к группировке и по одежке на обложке. И среди братвы хватает достойных парней, их имена-клички я тебе на ПДА сброшу. Это все к тому, что ни у кого из нас не девять жизней. А пока, конечно, все только через меня, включая любую инфу. Значит, если будешь рядом проходить, скинь груз поблизости, а остальное мы сами довершим. Или тебе сразу аванс выписать? – с издевкой спросил Карамболь.
- Вот так пообещаешь кому чего, а тут бац – апокалипсис, и по сему я от предоплаты давно отказался. Носильщики у тебя свои найдутся, мне проще будет, в случае чего, координаты схронов в ответном сообщении, на твой ПДА сбросить, - хладнокровно парировал Торсион. Он не собирался вооружать братву, не получив от Карамболя кличек его доверенных лиц.
- Добро, - коротко, как приказ, ответил Карамболь, утвердительно кивнув.
Он вновь наполнил посуду тархуном и пододвинул ближе к центру стола редкую для этих мест разнообразную еду.
Выпив и закусив, мужчины опять расположились в парилке, которая притягивала к себе, как магнит.
Spoiler
4.
Так часто бывает: находясь на волосок от смерти, человек или каменеет от охватившего его ужаса, или получает просветление и удвоенные силы. Снайпер ударил свободной рукой своего врага снизу в челюсть и потом – сразу в ухо, от чего тот ослабил хватку, выпустил обломок кирпича и упал на бок. Теперь превосходство было на стороне снайпера и он, поднявшись во весь рост, тоже взял в руки обломок кирпича. Не думал он, что ему придется драться так, как когда-то в детстве в дворовых потасовках. Он надеялся, что уже давно вышел из того возраста, а путь воина вообще исключал подобное. Нет, он этого не сделает и, только показав, что еще может постоять за свою честь, снайпер, несколько раз взвесив обломок в руке, выбросил его в сторону. Его враг тоже поднялся, поняв, что чуть не совершил подлый поступок, и встал в стойку боксера. Он стоял в ожидании, пока снайпер тоже примет стойку для честного кулачного боя. Но все закончилось неожиданно – к месту драки подоспел подполковник и быстро растащил их в разные стороны. Снайпер отряхнул с себя пыль и остался стоять в ожидании своей судьбы. Подполковник о чем-то начал горячо спорить с ефрейтором, на что тот только отвечал резкой жестикуляцией в сторону снайпера. После некоторого колебания подполковник подошел к снайперу и снова внимательно взглянул на него.
Снайпер никак не понимал, чего хочет от него этот здоровяк. Подполковник что-то попросил у ефрейтора и тот достал из кармана аккуратно сложенную газетную упаковку, из которой извлек две фотографии. Одну из них подполковник взял в руки и показал снайперу. Тот сначала безучастно смотрел как бы сквозь нее, но, присмотревшись, попытался схватить фото. Все поменялось очень быстро, и теперь уже снайпер попытался завладеть чужим имуществом.
Подполковник быстро отдернул руку и вернул фото ефрейтору. Он жестом указал мальчишкам сесть и на языке снайпера попросил его на расстоянии показать фотографию, из-за которой начался конфликт. Тот послушно выполнил указание, понимая, что сейчас может выясниться что-то очень важное для него. Подполковник увидел ту же – вернее, такую же – фотографию, какая была и у ефрейтора. С неё на него смотрел один и то же человек. Подполковник встал и заговорил со снайпером на его языке, указывая пальцем на ефрейтора.
Исхудавшее лицо снайпера побледнело, и он, внезапно потеряв самообладание, в бессилии опустился на битый кирпич, а после повалился без чувств на бок. Его изможденное суровыми, не детскими испытаниями тело, не получавшее должного питания и работавшее на износ, выглядело в этот момент скорее мертвым, чем живым. Подполковник открыл флягу, пригубил ее содержимое, а затем остатки плеснул в лицо снайперу. Обморок длился недолго. Откашливаясь и вытирая глаза, снайпер вскочил на ноги. Молодость все же взяла верх над всеми проблемами, да и спирт этому делу неплохо помог.
Все некоторое время молчали и только сопели в раздумьях над произошедшим. Первым опомнился подполковник, он встал и сказал несколько слов ефрейтору. Тот уже ничему не удивлялся, а только молча выполнял приказание. Он взял в руки свой вещевой мешок, вынул оттуда подменную военную форму и отдал снайперу. Тот, ничего не понимая, взял одежду и ждал дальнейших указаний. Он буквально за несколько минут пережил стресс, которого в его богатой, но короткой биографии еще не было. Снайпер стал совершенно другим человеком, моментально повзрослев на несколько лет.
Как же так, и почему произошло это, не поддающееся осознанию событие? Он не находил ответа. Еще несколько минут назад все было предельно ясно…
- А за что, Михалыч, ты собирался разбить ему голову автоматом? - впервые за все время их совестного пребывания на фронте совершенно по взрослому и не по уставу спросил ефрейтор подполковника.
- За слова, - совершенно не удивляясь такому обращению, ответил тот.
- Я понимаю, но ты же знаешь, что я слов не слышал, и что по-ихнему я ни бум-бум,- не отставал ефрейтор.
- Ты бы и так понял, если бы услышал, он мне сказал: «Стреляй, русская свинья».
- Тогда понятно, - кивнул ефрейтор. - А что же ты ему ответил, когда показывал на меня? Тут я без перевода точно ничего не пойму.
Подполковник отвернулся, его голос дрогнул, будто к горлу подкатил комок.
- Я ему сказал, - с трудом выдавил офицер, - что своим последним выстрелом он чуть не убил своего брата!
4.
Так часто бывает: находясь на волосок от смерти, человек или каменеет от охватившего его ужаса, или получает просветление и удвоенные силы. Снайпер ударил свободной рукой своего врага снизу в челюсть и потом – сразу в ухо, от чего тот ослабил хватку, выпустил обломок кирпича и упал на бок. Теперь превосходство было на стороне снайпера и он, поднявшись во весь рост, тоже взял в руки обломок кирпича. Не думал он, что ему придется драться так, как когда-то в детстве в дворовых потасовках. Он надеялся, что уже давно вышел из того возраста, а путь воина вообще исключал подобное. Нет, он этого не сделает и, только показав, что еще может постоять за свою честь, снайпер, несколько раз взвесив обломок в руке, выбросил его в сторону. Его враг тоже поднялся, поняв, что чуть не совершил подлый поступок, и встал в стойку боксера. Он стоял в ожидании, пока снайпер тоже примет стойку для честного кулачного боя. Но все закончилось неожиданно – к месту драки подоспел подполковник и быстро растащил их в разные стороны. Снайпер отряхнул с себя пыль и остался стоять в ожидании своей судьбы. Подполковник о чем-то начал горячо спорить с ефрейтором, на что тот только отвечал резкой жестикуляцией в сторону снайпера. После некоторого колебания подполковник подошел к снайперу и снова внимательно взглянул на него.
Снайпер никак не понимал, чего хочет от него этот здоровяк. Подполковник что-то попросил у ефрейтора и тот достал из кармана аккуратно сложенную газетную упаковку, из которой извлек две фотографии. Одну из них подполковник взял в руки и показал снайперу. Тот сначала безучастно смотрел как бы сквозь нее, но, присмотревшись, попытался схватить фото. Все поменялось очень быстро, и теперь уже снайпер попытался завладеть чужим имуществом.
Подполковник быстро отдернул руку и вернул фото ефрейтору. Он жестом указал мальчишкам сесть и на языке снайпера попросил его на расстоянии показать фотографию, из-за которой начался конфликт. Тот послушно выполнил указание, понимая, что сейчас может выясниться что-то очень важное для него. Подполковник увидел ту же – вернее, такую же – фотографию, какая была и у ефрейтора. С неё на него смотрел один и то же человек. Подполковник встал и заговорил со снайпером на его языке, указывая пальцем на ефрейтора.
Исхудавшее лицо снайпера побледнело, и он, внезапно потеряв самообладание, в бессилии опустился на битый кирпич, а после повалился без чувств на бок. Его изможденное суровыми, не детскими испытаниями тело, не получавшее должного питания и работавшее на износ, выглядело в этот момент скорее мертвым, чем живым. Подполковник открыл флягу, пригубил ее содержимое, а затем остатки плеснул в лицо снайперу. Обморок длился недолго. Откашливаясь и вытирая глаза, снайпер вскочил на ноги. Молодость все же взяла верх над всеми проблемами, да и спирт этому делу неплохо помог.
Все некоторое время молчали и только сопели в раздумьях над произошедшим. Первым опомнился подполковник, он встал и сказал несколько слов ефрейтору. Тот уже ничему не удивлялся, а только молча выполнял приказание. Он взял в руки свой вещевой мешок, вынул оттуда подменную военную форму и отдал снайперу. Тот, ничего не понимая, взял одежду и ждал дальнейших указаний. Он буквально за несколько минут пережил стресс, которого в его богатой, но короткой биографии еще не было. Снайпер стал совершенно другим человеком, моментально повзрослев на несколько лет.
Как же так, и почему произошло это, не поддающееся осознанию событие? Он не находил ответа. Еще несколько минут назад все было предельно ясно…
- А за что, Михалыч, ты собирался разбить ему голову автоматом? - впервые за все время их совестного пребывания на фронте совершенно по взрослому и не по уставу спросил ефрейтор подполковника.
- За слова, - совершенно не удивляясь такому обращению, ответил тот.
- Я понимаю, но ты же знаешь, что я слов не слышал, и что по-ихнему я ни бум-бум,- не отставал ефрейтор.
- Ты бы и так понял, если бы услышал, он мне сказал: «Стреляй, русская свинья».
- Тогда понятно, - кивнул ефрейтор. - А что же ты ему ответил, когда показывал на меня? Тут я без перевода точно ничего не пойму.
Подполковник отвернулся, его голос дрогнул, будто к горлу подкатил комок.
- Я ему сказал, - с трудом выдавил офицер, - что своим последним выстрелом он чуть не убил своего брата!
Spoiler
5.
- …Ну что, сталкер, продолжим разговор про контролера? - Карамболь похлопал веником по простыни, лежащей на спине Торсиона.
Оба собеседника, уже приняв немалую дозу алкоголя, вместе с тем сохраняли ясность ума, и было видно, что такие тренировки и нагрузки не являются для них помехой при решении сложных проблем.
- Должен был начаться сильный выброс, а я как-то замешкался, видно, нюх стал терять, или просто устал, - неторопливо начал свое повествование Торсион. – Думал, что успею добежать до стоянки сталкеров, а если сил не хватит, то антириды у меня были в наличии. Но так давно не трясло, а потом как бахнуло, что даже часть бетонного забора у вояк рухнула. После вижу – обломок здоровенный прямо на меня летит, еле успел увернуться, а он как треснет со скрежетом по заваренному люку, что на косогоре возле круга аномалий. Ты, наверняка, знаешь это место, - вопросительно глянув на Карамболя сказал Торсион.
В ответ тот только утвердительно кивнул. Возникшую паузу собеседники заполнили тархуном и закуской, после чего Торсион продолжил:
- В общем, оказался я на открытой местности рядом с тем развороченным люком. Ничего более умно не придумал, прыгнул прямо туда и стал опускаться вниз по стеновой лестнице. А там тишина, как в морге, вообще такого в Зоне не встречал, только пол под ногами от выброса дрожал. Начал идти по тоннелю, дальше оказалась еще одна шахта. Иду спокойно, никого не встречаю по дороге. Вдруг навстречу тушканчик, ну я на него даже ствол не поднял, только нож вынул, а он, не торопясь так, будто меня и нет, просто мимо пробежал.
И такое ощущение в этом подземелье было, будто я на большой земле оказался, все тихо и спокойно, и даже внутренний голос о присутствии какой-либо опасности молчал. Но именно от этого и начало нарастать непонятное ранее беспокойство неизвестности. Я всегда подключаю дыхательный аппарат в незнакомых подземельях, да и в знакомых иногда проходится из-за метана, сероводорода и ...
- Само собой, - коротким жестом прервал его Карамболь. – Давай по сути.
Торсион сделал небольшую паузу, как бы вновь переживая произошедшее.
- По мере того, как я спускался глубже, беспокойство нарастало, но дух исследователя был сильнее и я продвигался все ниже по винтовым и вертикальным лестницам. Вот, думал, ребята диггеры удивятся такой находке, а они-то считали, что всю подземную Зону знают.
Я решил предварительно это подземелье обследовать в надежде на какую-нибудь эксклюзивность. Тут ее просто не могло не быть, ведь похожего места мне еще не встречал. Я заметил на стенах и на полу следы какой-то химической деятельности. Из трещин стен кое-где вырывались огоньки пламени, видно, процесс был довольно активный. Но это не вызвало особого беспокойства, ведь обратная дорога оставалась открытой и в случае повышения опасности можно было беспрепятственно смыться. Экзоскелет и дыхательный аппарат работали вполне исправно, и я не ощущал дискомфорта, кроме возникшего потоотделения из-за повышенной температуры. Мой встроенный в часы термо-датчик показал тридцать градусов тепла.
Время, проведенное в подземелье, было незначительным, еще много можно было за оставшиеся минуты успеть, ведь я всегда по старой привычке фиксировал начало выброса, чтобы знать, сколько осталось до его усредненного окончания. Зуммер должен был оповещать меня о половине отведенного срока, предупреждая о желательном возврате.
Так как фонарь я не включал, чтобы не привлекать к себе внимание, то, войдя в просторное помещение, вначале я не увидел, а скорее почувствовал чье-то присутствие. А когда рассмотрел, кого тут только не было: кровососы, большое количество вооруженных Зомби в самых разнообразных комбезах, снорки, псевдокабаны, и тушканчики, которых там было просто не меряно.
Вот когда я по-настоящему пожалел, что не дружу с огнеметом. Там при таком скоплении живности эта адская машина всегда должна быть под рукой у впереди идущего, при условии, что он – человек опытный и умеет правильно обращаться с нею; думаю, что всем известны случаи, когда в разгар боя от огнемета доставалось и чужим, и своим. Лечить же от него ожоги в наших условиях очень затруднительно, даже в лаборатории Сахарова.
Я понял, что попал в осиное гнездо этих тварей и надо скорее сматываться, но что-то просто заставило осмотреться внимательнее, тем более что вся эта живность вела себя совершенно не агрессивно, будто выброс на них действовал, в отличие от людей, успокаивающе.
И при виде такой картины посетила еще одна мысль: как же эти твари наверх выбираются? Ведь ни кабаны, ни тушканчики по вертикальным лестницам лазить не умеют? Возможно, что там был и другой, а может, и не один более пологий выход. Было ясно, за время выброса я мало что успею выяснить сам, но для того, чтобы прийти сюда с другими людьми, требовалось обеспечение их маломальской безопасности. И я решил максимально внимательно изучить все, что попадалось на пути за отведенное мне незначительное время.
Мои первоначальные предположения были таковы: скорее всего, там присутствовал некий газ, не имеющий ни цвета, ни запаха, который притуплял органы чувств и каким-то невероятным образом перестраивал живой организм. Причем, возможно, будучи тяжелее воздуха, газ мог себя проявить только непосредственно в очаге образования, не выходя на земную поверхность. Вероятно, этот газ был довольно активным химически элементом и вступал в реакцию со многими веществами, образуя нейтральные соединения, из-за чего и не накапливался в избыточном для подземного объема количестве. Любопытно было бы узнать, как вся эта среда подействует на незащищенного человека, но проверять непосредственно на себе никакого желания не было.
Я медленно прошел мимо обитателей подземелья, старясь их не тревожить. Мне было непонятно, из-за чего напрочь пропала агрессивность всех этих зверюг и в какой момент она может вернуться. Нервы были не пределе, пот, скопившийся на теле, начал стекать по лицу. Стекла стали запотевать, вентиляция не справлялась с таким количеством влаги, и я решил, что настало время вернуться назад. Часы показывали чуть меньше половины отведенного времени на выброс, вот, думаю, загляну за последний угол – и домой.
А там, на бетонном уступе, прямо в метре от меня сидел матерый контролер и тянул руку прямо ко мне, его зова я не слышал, иначе дальше бы не пошел. Дальнейшие мои действия были уже на уровне подсознания, правда, я это отследил позже. Я резко сделал шаг вперед и ножом резанул его по горлу. Кровь брызнула фонтаном, и его голова беспомощно завалилась на бок. Я его прикончил одним движением, видно, внутреннее напряжение, сжимающее все мышцы и концентрирующие движения, усилили мой удар.
Кровь залила стекло экзоскелета, и я непроизвольно попытался смахнуть ее, но рука словно бы застыла на полпути. Будто бы подсознание не хотело убирать ее от лица, держа глаза, прикрытые ладонью. Мигом вспомнилось детство и его наивное представление, что если не видеть то, что тебя может до смерти напугать, то этого и не существует.
За доли секунд в голове промелькнуло множество вариантов происходящего. Не из-за этого ли контролера и его странно заторможенного состояния они тут все, как сонные мухи, ползали? Но не набросятся ли все эти звери на меня после его смерти? А, может, это именно выброс так на всех подействовал, и не начнут ли все эти твари жить обычной активной жизнью после его окончания? Все органы напряглись в изучении близлежащего пространства, но рука не хотела опускаться. Слух молчал, но в сознании всплывали кошмарные представления того, что все твари подземелья тянутся ко мне с одним желанием растерзать. Но вот прошло мгновение и ничего в моем окружении не изменилось. Я медленно опустил руку, но вся живность оставалась в прежнем, пассивном состоянии. Значит, все дело было все же в выбросе, или само подземелье с его отдельной экосистемой так влияло на все живое. А может, и не на все, может на людей действует по-иному? Ответ на этот вопрос я получил позже.
Рядом с контролером, на том же уступе, где он сидел до этого, имелась ниша, в которой я и нашел эти два свитка. За ними находились просто россыпи разных артефактов, и я, естественно, взял несколько самых ценных – все я бы просто не унес, пришлось даже бросить часть имевшегося менее ценного хабара. Я также прихватил целую связку ПДА, аккуратно собранных в гирлянду чьей-то заботливой рукой. Этот экзоскелет там тоже аккуратно сложенный лежал... Вот, ношу его теперь как память о том походе. Но из-за него уже на меня не раз покушения устраивали, видно, не очень хотелось кому-то, чтобы его тайна раскрылась. Но снимать его не собираюсь и в своё время спрошу с того, кто всю эту кашу заварил.
- Смародерничал, значит, экзоскелетик у беззащитного контролера? – с ехидцей спросил Карамболь.
- Ты же знаешь законы Зоны, - совершенно спокойно отреагировал Торсион, – здесь мародерством считается только убийство с целью наживы. В остальных же случаях ты или обладатель военных трофеев, или наследник внезапно свалившегося на тебя капитала.
- Ну, это да, и с кого спросишь – тоже ясно. А за кого конкретно собираешься рассчитаться? – спросил Карамболь. - Там ведь именная вышивка имелась.
- Я это при встрече у Сахарова как бы невзначай спрошу, и не думаю, что он от меня чем-то подобным откупится, - ответил Торсион. Это имя многим известно, но человек тот не хотел его огласки. Так пусть так и будет.
- Ладно, пусть так и будет, - вторя ему, сказал Карамболь.
- Пока я собирал артефакты, - продолжил свой рассказ Торсион, - совершено неожиданно, прямо как выстрел, сработал зуммер, и я понял, что пора возвращаться, и больше не искушать и без того благосклонную судьбу. Выброс продолжался и по его характерным толчкам я понял, что по времени он будет длиться дольше обычного из-за своей невероятной силы. Но находиться там больше не было моральных сил, так хотелось скорее выбраться на чистый воздух, увидеть естественный свет, и я отправился в обратном направлении максимально быстрым шагом и благополучно выбрался наружу.
Дальше мне пришлось прилично повозиться, найдя люк и его обойму, приладить все на прежнее место, присыпать все землей и уложить дерн, будто вход был наглухо запечатан, как и раньше. Я подумал, что если возникнет нужда в дальнейшем исследовании, то нежелательно, чтобы до меня туда кто-либо наведался. Я и сейчас толком не вкурил, что там произошло, но попасть туда повторно уже надеюсь с группой надежных людей и с соответствующим исследовательским оборудованием.
Торсион со значением посмотрел на Карамболя.
- Уж не меня ли ты в напарники для этого дела к себе приглашаешь? - с деланным удивлением спросил тот.
- Я думаю, что ниже уровня земли здесь в Зоне ты только в эту баню опускался. Рассказал же я тебе о том, что произошло со мной в том подземелье для полноты общей картины, - ответил Торсион.
- Ладно, с этим делом всё более-менее ясно, - сказал Карамболь. - Теперь ты, видно, мизер предложишь ловить, чтобы я помог к паровозу вагончики приладить?
- С вагонами непросто будет, но я для этого и пришел, чтобы их с тобой найти и прицепить, - усмехнулся Торсион.
Карамболь понимающе кивнул.
- Ну что, еще парнемся-макнемся и вперед? – предложил он.
К тому времени, неплохо выпив, оба собеседника снова сидели в парилке, но уже полкой ниже, ведь из такого блаженного состояния выходить тоже резко не стоит, да и порции алкоголя говорили о том, что с активной пропаркой желательно сбавить обороты.
- А вот та инфа, что я достал из ПДА спецназовских наемников, которых буквально перед моим приходом зомбировал тот контролер, - разрезал тишину голос Торсиона.
- Чую, ты, сталкер, приберег напоследок не отвлекающие хлопушки, а настоящую бомбу, - прищурил глаза Карамболь.
- Так ведь в любом деле важно вступление, для полного отслеживания всей цепи событий. А то ведь без предисловия может показаться, что я это сам написал для подтверждения правдоподобности своих слов, - метнув пронизывающий взгляд на Карамболя, проговорил Торсион.
- Я просчитывал и такой вариант, - ответил Карамболь, безмятежно выдержав его взгляд, - и отвечу за тебя сам: не думаю, что, водя дружбу с псевдопсом, ты ни с того, ни с сего захочешь искать врага в моем лице. Это не в повадках даже сухопутных сталкеров, а тем более диггеров. Деньгами ты интересуешься только по необходимости приобретения чего-либо; лавров в подземельях, кроме разве что артефактов и какой-нибудь неизвестной болячки, не сыщешь, да и твои прошлые заслуги всегда будут круче, полученных здесь. Вот и получается, как ни крути, а все, что ты мне преподнес и сейчас рассказал – истинная правда, или огромное заблуждение, в которое ты, тем не менее, сам безоговорочно веришь. Давай заблуждаться вместе, тем более что для меня это будет не сложно, я почти ничем не рискую, - спокойно ответил Карамболь.
- Ну, не совсем так, да и в этот непростой процесс можешь быть втянут не только ты и твое окружение, но и даже очень близкие тебе люди, - добавил к сказанному Торсион.
- Так ты же тоже не волк-одиночка, который остался без своей стаи. У тебя ведь и предки, и потомки в наличии имеются, и не одним этим куском земли в виде Зоны мир заканчивается. Мы сейчас оба в одной ловушке и негоже друг из друга крысоловов делать, пока нет на то суровой необходимости, - проговорил Карамболь, глядя на собеседника, словно в оптический прицел – прищурив один глаз.
- Вот к таким-то ответам, по-мужски, я как раз спокойно отношусь, и они меня вполне устраивают. Я знал, на что шел, когда к тебе обратился, - с наслаждением смакуя тархун, кивнул Торсион.
Если до этого им обоим приходилось искать свет в потемках чужой души, то теперь хотя бы часть этих затаенных уголков была освещена, и результат совершенно не удивил и не расстроил собеседников.
- А что насчет предстоящих перемен думают твои барабашки, которых полно в подземельях, ведь ты с ними должен быть неплохо знаком, - спросил Карамболь.
- Ты, наверное, имеешь в виду местных духов, тех, кого почему-то именуют духами или призраками? - вопросом на вопрос ответил Торсион.
- Духами в Афгане совершенно другую живность называли, а эти пусть будут призраками, - сказал Карамболь, только сжав плотнее губы.
- Что думают, не знаю, но что не мешают или незримо помогают – это факт, - ответил Торсион, сплюнув трижды через левое плечо и постучав по столу.
5.
- …Ну что, сталкер, продолжим разговор про контролера? - Карамболь похлопал веником по простыни, лежащей на спине Торсиона.
Оба собеседника, уже приняв немалую дозу алкоголя, вместе с тем сохраняли ясность ума, и было видно, что такие тренировки и нагрузки не являются для них помехой при решении сложных проблем.
- Должен был начаться сильный выброс, а я как-то замешкался, видно, нюх стал терять, или просто устал, - неторопливо начал свое повествование Торсион. – Думал, что успею добежать до стоянки сталкеров, а если сил не хватит, то антириды у меня были в наличии. Но так давно не трясло, а потом как бахнуло, что даже часть бетонного забора у вояк рухнула. После вижу – обломок здоровенный прямо на меня летит, еле успел увернуться, а он как треснет со скрежетом по заваренному люку, что на косогоре возле круга аномалий. Ты, наверняка, знаешь это место, - вопросительно глянув на Карамболя сказал Торсион.
В ответ тот только утвердительно кивнул. Возникшую паузу собеседники заполнили тархуном и закуской, после чего Торсион продолжил:
- В общем, оказался я на открытой местности рядом с тем развороченным люком. Ничего более умно не придумал, прыгнул прямо туда и стал опускаться вниз по стеновой лестнице. А там тишина, как в морге, вообще такого в Зоне не встречал, только пол под ногами от выброса дрожал. Начал идти по тоннелю, дальше оказалась еще одна шахта. Иду спокойно, никого не встречаю по дороге. Вдруг навстречу тушканчик, ну я на него даже ствол не поднял, только нож вынул, а он, не торопясь так, будто меня и нет, просто мимо пробежал.
И такое ощущение в этом подземелье было, будто я на большой земле оказался, все тихо и спокойно, и даже внутренний голос о присутствии какой-либо опасности молчал. Но именно от этого и начало нарастать непонятное ранее беспокойство неизвестности. Я всегда подключаю дыхательный аппарат в незнакомых подземельях, да и в знакомых иногда проходится из-за метана, сероводорода и ...
- Само собой, - коротким жестом прервал его Карамболь. – Давай по сути.
Торсион сделал небольшую паузу, как бы вновь переживая произошедшее.
- По мере того, как я спускался глубже, беспокойство нарастало, но дух исследователя был сильнее и я продвигался все ниже по винтовым и вертикальным лестницам. Вот, думал, ребята диггеры удивятся такой находке, а они-то считали, что всю подземную Зону знают.
Я решил предварительно это подземелье обследовать в надежде на какую-нибудь эксклюзивность. Тут ее просто не могло не быть, ведь похожего места мне еще не встречал. Я заметил на стенах и на полу следы какой-то химической деятельности. Из трещин стен кое-где вырывались огоньки пламени, видно, процесс был довольно активный. Но это не вызвало особого беспокойства, ведь обратная дорога оставалась открытой и в случае повышения опасности можно было беспрепятственно смыться. Экзоскелет и дыхательный аппарат работали вполне исправно, и я не ощущал дискомфорта, кроме возникшего потоотделения из-за повышенной температуры. Мой встроенный в часы термо-датчик показал тридцать градусов тепла.
Время, проведенное в подземелье, было незначительным, еще много можно было за оставшиеся минуты успеть, ведь я всегда по старой привычке фиксировал начало выброса, чтобы знать, сколько осталось до его усредненного окончания. Зуммер должен был оповещать меня о половине отведенного срока, предупреждая о желательном возврате.
Так как фонарь я не включал, чтобы не привлекать к себе внимание, то, войдя в просторное помещение, вначале я не увидел, а скорее почувствовал чье-то присутствие. А когда рассмотрел, кого тут только не было: кровососы, большое количество вооруженных Зомби в самых разнообразных комбезах, снорки, псевдокабаны, и тушканчики, которых там было просто не меряно.
Вот когда я по-настоящему пожалел, что не дружу с огнеметом. Там при таком скоплении живности эта адская машина всегда должна быть под рукой у впереди идущего, при условии, что он – человек опытный и умеет правильно обращаться с нею; думаю, что всем известны случаи, когда в разгар боя от огнемета доставалось и чужим, и своим. Лечить же от него ожоги в наших условиях очень затруднительно, даже в лаборатории Сахарова.
Я понял, что попал в осиное гнездо этих тварей и надо скорее сматываться, но что-то просто заставило осмотреться внимательнее, тем более что вся эта живность вела себя совершенно не агрессивно, будто выброс на них действовал, в отличие от людей, успокаивающе.
И при виде такой картины посетила еще одна мысль: как же эти твари наверх выбираются? Ведь ни кабаны, ни тушканчики по вертикальным лестницам лазить не умеют? Возможно, что там был и другой, а может, и не один более пологий выход. Было ясно, за время выброса я мало что успею выяснить сам, но для того, чтобы прийти сюда с другими людьми, требовалось обеспечение их маломальской безопасности. И я решил максимально внимательно изучить все, что попадалось на пути за отведенное мне незначительное время.
Мои первоначальные предположения были таковы: скорее всего, там присутствовал некий газ, не имеющий ни цвета, ни запаха, который притуплял органы чувств и каким-то невероятным образом перестраивал живой организм. Причем, возможно, будучи тяжелее воздуха, газ мог себя проявить только непосредственно в очаге образования, не выходя на земную поверхность. Вероятно, этот газ был довольно активным химически элементом и вступал в реакцию со многими веществами, образуя нейтральные соединения, из-за чего и не накапливался в избыточном для подземного объема количестве. Любопытно было бы узнать, как вся эта среда подействует на незащищенного человека, но проверять непосредственно на себе никакого желания не было.
Я медленно прошел мимо обитателей подземелья, старясь их не тревожить. Мне было непонятно, из-за чего напрочь пропала агрессивность всех этих зверюг и в какой момент она может вернуться. Нервы были не пределе, пот, скопившийся на теле, начал стекать по лицу. Стекла стали запотевать, вентиляция не справлялась с таким количеством влаги, и я решил, что настало время вернуться назад. Часы показывали чуть меньше половины отведенного времени на выброс, вот, думаю, загляну за последний угол – и домой.
А там, на бетонном уступе, прямо в метре от меня сидел матерый контролер и тянул руку прямо ко мне, его зова я не слышал, иначе дальше бы не пошел. Дальнейшие мои действия были уже на уровне подсознания, правда, я это отследил позже. Я резко сделал шаг вперед и ножом резанул его по горлу. Кровь брызнула фонтаном, и его голова беспомощно завалилась на бок. Я его прикончил одним движением, видно, внутреннее напряжение, сжимающее все мышцы и концентрирующие движения, усилили мой удар.
Кровь залила стекло экзоскелета, и я непроизвольно попытался смахнуть ее, но рука словно бы застыла на полпути. Будто бы подсознание не хотело убирать ее от лица, держа глаза, прикрытые ладонью. Мигом вспомнилось детство и его наивное представление, что если не видеть то, что тебя может до смерти напугать, то этого и не существует.
За доли секунд в голове промелькнуло множество вариантов происходящего. Не из-за этого ли контролера и его странно заторможенного состояния они тут все, как сонные мухи, ползали? Но не набросятся ли все эти звери на меня после его смерти? А, может, это именно выброс так на всех подействовал, и не начнут ли все эти твари жить обычной активной жизнью после его окончания? Все органы напряглись в изучении близлежащего пространства, но рука не хотела опускаться. Слух молчал, но в сознании всплывали кошмарные представления того, что все твари подземелья тянутся ко мне с одним желанием растерзать. Но вот прошло мгновение и ничего в моем окружении не изменилось. Я медленно опустил руку, но вся живность оставалась в прежнем, пассивном состоянии. Значит, все дело было все же в выбросе, или само подземелье с его отдельной экосистемой так влияло на все живое. А может, и не на все, может на людей действует по-иному? Ответ на этот вопрос я получил позже.
Рядом с контролером, на том же уступе, где он сидел до этого, имелась ниша, в которой я и нашел эти два свитка. За ними находились просто россыпи разных артефактов, и я, естественно, взял несколько самых ценных – все я бы просто не унес, пришлось даже бросить часть имевшегося менее ценного хабара. Я также прихватил целую связку ПДА, аккуратно собранных в гирлянду чьей-то заботливой рукой. Этот экзоскелет там тоже аккуратно сложенный лежал... Вот, ношу его теперь как память о том походе. Но из-за него уже на меня не раз покушения устраивали, видно, не очень хотелось кому-то, чтобы его тайна раскрылась. Но снимать его не собираюсь и в своё время спрошу с того, кто всю эту кашу заварил.
- Смародерничал, значит, экзоскелетик у беззащитного контролера? – с ехидцей спросил Карамболь.
- Ты же знаешь законы Зоны, - совершенно спокойно отреагировал Торсион, – здесь мародерством считается только убийство с целью наживы. В остальных же случаях ты или обладатель военных трофеев, или наследник внезапно свалившегося на тебя капитала.
- Ну, это да, и с кого спросишь – тоже ясно. А за кого конкретно собираешься рассчитаться? – спросил Карамболь. - Там ведь именная вышивка имелась.
- Я это при встрече у Сахарова как бы невзначай спрошу, и не думаю, что он от меня чем-то подобным откупится, - ответил Торсион. Это имя многим известно, но человек тот не хотел его огласки. Так пусть так и будет.
- Ладно, пусть так и будет, - вторя ему, сказал Карамболь.
- Пока я собирал артефакты, - продолжил свой рассказ Торсион, - совершено неожиданно, прямо как выстрел, сработал зуммер, и я понял, что пора возвращаться, и больше не искушать и без того благосклонную судьбу. Выброс продолжался и по его характерным толчкам я понял, что по времени он будет длиться дольше обычного из-за своей невероятной силы. Но находиться там больше не было моральных сил, так хотелось скорее выбраться на чистый воздух, увидеть естественный свет, и я отправился в обратном направлении максимально быстрым шагом и благополучно выбрался наружу.
Дальше мне пришлось прилично повозиться, найдя люк и его обойму, приладить все на прежнее место, присыпать все землей и уложить дерн, будто вход был наглухо запечатан, как и раньше. Я подумал, что если возникнет нужда в дальнейшем исследовании, то нежелательно, чтобы до меня туда кто-либо наведался. Я и сейчас толком не вкурил, что там произошло, но попасть туда повторно уже надеюсь с группой надежных людей и с соответствующим исследовательским оборудованием.
Торсион со значением посмотрел на Карамболя.
- Уж не меня ли ты в напарники для этого дела к себе приглашаешь? - с деланным удивлением спросил тот.
- Я думаю, что ниже уровня земли здесь в Зоне ты только в эту баню опускался. Рассказал же я тебе о том, что произошло со мной в том подземелье для полноты общей картины, - ответил Торсион.
- Ладно, с этим делом всё более-менее ясно, - сказал Карамболь. - Теперь ты, видно, мизер предложишь ловить, чтобы я помог к паровозу вагончики приладить?
- С вагонами непросто будет, но я для этого и пришел, чтобы их с тобой найти и прицепить, - усмехнулся Торсион.
Карамболь понимающе кивнул.
- Ну что, еще парнемся-макнемся и вперед? – предложил он.
К тому времени, неплохо выпив, оба собеседника снова сидели в парилке, но уже полкой ниже, ведь из такого блаженного состояния выходить тоже резко не стоит, да и порции алкоголя говорили о том, что с активной пропаркой желательно сбавить обороты.
- А вот та инфа, что я достал из ПДА спецназовских наемников, которых буквально перед моим приходом зомбировал тот контролер, - разрезал тишину голос Торсиона.
- Чую, ты, сталкер, приберег напоследок не отвлекающие хлопушки, а настоящую бомбу, - прищурил глаза Карамболь.
- Так ведь в любом деле важно вступление, для полного отслеживания всей цепи событий. А то ведь без предисловия может показаться, что я это сам написал для подтверждения правдоподобности своих слов, - метнув пронизывающий взгляд на Карамболя, проговорил Торсион.
- Я просчитывал и такой вариант, - ответил Карамболь, безмятежно выдержав его взгляд, - и отвечу за тебя сам: не думаю, что, водя дружбу с псевдопсом, ты ни с того, ни с сего захочешь искать врага в моем лице. Это не в повадках даже сухопутных сталкеров, а тем более диггеров. Деньгами ты интересуешься только по необходимости приобретения чего-либо; лавров в подземельях, кроме разве что артефактов и какой-нибудь неизвестной болячки, не сыщешь, да и твои прошлые заслуги всегда будут круче, полученных здесь. Вот и получается, как ни крути, а все, что ты мне преподнес и сейчас рассказал – истинная правда, или огромное заблуждение, в которое ты, тем не менее, сам безоговорочно веришь. Давай заблуждаться вместе, тем более что для меня это будет не сложно, я почти ничем не рискую, - спокойно ответил Карамболь.
- Ну, не совсем так, да и в этот непростой процесс можешь быть втянут не только ты и твое окружение, но и даже очень близкие тебе люди, - добавил к сказанному Торсион.
- Так ты же тоже не волк-одиночка, который остался без своей стаи. У тебя ведь и предки, и потомки в наличии имеются, и не одним этим куском земли в виде Зоны мир заканчивается. Мы сейчас оба в одной ловушке и негоже друг из друга крысоловов делать, пока нет на то суровой необходимости, - проговорил Карамболь, глядя на собеседника, словно в оптический прицел – прищурив один глаз.
- Вот к таким-то ответам, по-мужски, я как раз спокойно отношусь, и они меня вполне устраивают. Я знал, на что шел, когда к тебе обратился, - с наслаждением смакуя тархун, кивнул Торсион.
Если до этого им обоим приходилось искать свет в потемках чужой души, то теперь хотя бы часть этих затаенных уголков была освещена, и результат совершенно не удивил и не расстроил собеседников.
- А что насчет предстоящих перемен думают твои барабашки, которых полно в подземельях, ведь ты с ними должен быть неплохо знаком, - спросил Карамболь.
- Ты, наверное, имеешь в виду местных духов, тех, кого почему-то именуют духами или призраками? - вопросом на вопрос ответил Торсион.
- Духами в Афгане совершенно другую живность называли, а эти пусть будут призраками, - сказал Карамболь, только сжав плотнее губы.
- Что думают, не знаю, но что не мешают или незримо помогают – это факт, - ответил Торсион, сплюнув трижды через левое плечо и постучав по столу.
Изменено: 6erkhan, 07 Февраль 2014 - 23:21
#23 6erkhan
6erkhan
- Бета-тестер
- 423 Сообщений:
Старший прапорщик
Опубликовано 14 Февраль 2014 - 19:42
Spoiler
6.
Бывший снайпер гитлерюгенда нечасто вспоминал этот удивительный фронтовой эпизод последней мировой войны. Он был уверен в фатальности той встречи близких друг другу людей. Такие видения из прошлого предшествовали переломным для него жизненным моментам, и он точно знал, что что-то значимое должно произойти в ближайшее время. До знаковой встречи с братом ему являлась мать и сестра, но после их гибели видения о них прекратились, и стали возникать вновь уже с другими девствующими лицами.
Теперь, будучи военным спецназовцем в отставке, прошедшим еще четыре войны и ряд мелких вооруженных конфликтов, полковник Иван Белов не уставал удивляться превратностям судьбы и тем тончайшим нитям и их переплетениям, что отделяют нас и наших близких друг от друга и от смерти.
Подполковник Петр Белов, приемный отец бывшего снайпера, не смог уберечь от случайной пули своего друга, погибшего в Испании, и решил взять на себя спасение его сына от унизительной смерти в лагере, или мучительной – на «этапе». Он знал, что в случае разоблачения его самого обвинят в измене Родины и не пощадят никого из семьи. Подполковник все прекрасно осознавал и впоследствии никогда не сожалел о содеянном.
Снайпер, по легенде, придуманной подполковником Беловым, долгое время должен был прикидываться контуженым, потерявшим речь и понимающим только жесты. Он помнил, как его брат с ужасом выжигал с его плеча свастику и эсесовский номер. Брат так кричал, будто это его жгли раскаленным железом. Он умел воспринимать чужую боль, хотя к своей относился совершенно спокойно. Снайпер помнил всю свою прошлую жизнь, помнил своих учителей по убийству и безжалостному отношению к врагам нации.
Он помнил, как приняла его жена подполковника – прижав к себе и заливаясь слезами, сразу назвала его Ванечкой, повела в дом, начала кормить. Только позже он узнал, что, став их приемным сыном, по существу, заменил им их родного ребенка, умершего во время войны от тифа. Подполковник всё предусмотрел: из-за войны не было времени оформлять документы о смерти, а в момент смены места жительства снайпер, в недавнем прошлом их жестокий враг, сошел за родного сына. Потеряв одну родину, снайпер приобрел другую, и внутренне сам стал совершенно другим человеком.
Тут, как и на его прежней Родине, кругом были обычные люди, правда, намного хуже живущие, но более открытые. Находясь наедине с собой, даже когда он практиковался во владении словом, исключающим акцент, его язык уже не поворачивался называть их дикарями…
Иван не собирался фанатично отдавать себя борьбе за советскую власть – он уже беззаветно отслужил одному подобному режиму и отдал все самое дорогое, что у него было, включая веру. Он желал отомстить тем, чьи бомбы убили его мать и сестру – он собирался поквитаться с американцами и с их содержанками во время войны – англичанами, и был готов мстить именно им.
Вся его прошлая семья происходила от знатных потомков, и, собираясь вместе, нередко обсуждали факт неожиданного выдвижения фанатика-ефрейтора на пост канцлера великой Германии. Впрочем, некоторые из них не отрицали, что, возможно, новая кровь этого выскочки «из низов» вдохнет и новые идеи в нацию, еще недавно униженную до предела и проданную внезапным заключением мира с Антантой после Первой Мировой войны.
Но вот все быстро пошло по рельсам возрождения и отмщения, и уже пол Европы покорились силе Германского оружия. Остальные заискивающе смотрели на происходящее и молчали, они были готовы и без военных действий работать на Рейх. Всё становилось предельно понятно в четко выстроенной схеме побед, если бы не приказ фюрера остановиться у Дюнкерка и не добивать этих подлых проституток англичан вместе с их разношерстными пособниками. После этого фюрер выступил с речью, объяснив народу, что мир без англичан не может существовать, и именно поэтому он отдал такой приказ.
Вот за эту, совершенно не подобающую Гитлеру слабость, эти гады вместе с американцами тогда отомстили всей его стране. С открытием второго фронта с ними поползла и другая шушара, собранная со всего мира, которую никто как воинов не воспринимал, но их было очень много, настолько, что на них даже не хватало патронов. Они сравнивали города с землей, уничтожая своей гигантской военной машиной его родную страну. Они не жалели ни патронов, ни снарядов, ни бомб, иногда даже для уничтожения лишь одного воина. Они все никогда не были и не будут воинами, это отражено в их гнилой крови, но ведь тараканы тоже не воины, а им только дай повод – и они захватят весь мир.
Возможность поквитаться со всей этой оравой, или хотя бы с некоторыми из них представилась, когда был прорван фронт на Арденнах. Находясь в тылу в резерве, снайпер ждал, что вот-вот его отправят на западный фронт, пусть даже в качестве обычного пехотинца.
Из генштаба фюрера было отправлено предложение в ставку Сталина о задержке наступления советских войск, но этот усатый демон все сделал с точностью до наоборот, заставив наступать свои войска на две недели раньше намеченного срока. В связи с этим арденская группировка на западном фронте была лишена топлива, войскам СС пришлось взорвать свою бронетехнику и отступить на прежние позиции. Наступление и второй блицкриг провалился.
Еще кайзер Вильгельм предупреждал: никогда не воевать с Россией, но этот безумный главный ефрейтор страны наплевал на слова мудрого политика и воина, за что впоследствии пришлось расплачиваться, и расплачиваться самым дорогим, что есть – свободой и целостностью всей страны.
Этот человек, любящий ночные шествия – для дневных он был слишком неказист, чтобы своим видом отражать всю арийскую расу, – считая себя миссией, с течением войны уже не владел не только своим разумом, но и телом. Он нарушил свои же основные принципы: никогда не воевать на два фронта и никому не объявлять войну, и кровавая, всё уничтожающая расплата не заставила себя ждать.
Во время той войны тогдашний высококлассный снайпер очень завидовал парням, попавшим на западный фронт. Он старался, как мог, чтобы стать первым во всем, и он им стал, и думал, что лучшим дадут возможность выбирать. Но приказ был другой…
После войны у него открылась новая возможность поквитаться со своими истинными, как он считал, и кровными врагами. Он был нацелен стать профессиональным воином элитного спецподразделения и встретить, наконец, врагов лицом к лицу, тем более, что международная обстановка в мире вполне способствовала его плану. Над Землей витал дух холодной войны.
Он привык брать самые высокие цели и добиваться их претворения в жизнь во что бы то ни стало.
Многие, придя с фронта, продолжили процесс обучения. Иван был из их числа. Учась в школе, он стал упорно учить английский, а немецкий, что естественно, ему и так легко давался. Еще до окончания 10-го класса он стать парашютистом и Ворошиловским стрелком. Учителя по стрелковому виду спорта предлагали ему продолжить профессионально заняться стрельбой и участвовать в спартакиаде народов СССР, но Иван принял другое решение.
После окончания школы он сразу поступил в «Рязанку» и закончил ее с отличием. Дальше пошло и поехало – конфликтов и откровенных войн хватало. Но после нескольких десятилетий таких скитаний он вдруг задумался, что всю свою жизнь был только послушной и безотказной игрушкой в чужих руках.
А тут еще случай с этим американским пленным летчиком во Вьетнаме… Он смотрел тому в глаза и не увидел и капли страха: он видел воина, такого же, как его друзья и одногодки из гитлерюгенд. Он видел избитое, покрытое пиявками тело врага в бамбуковой клетке с завязанными руками, но глаза говорили о непобежденном духе. Он надеялся, что именно таким был его отец, высококлассный летчик, случайно и глупо погибший на земле. Непристойная смерть для летчика-асса, но она приходит без предупредительного стука в дверь.
Тогда он понял, что не все так однозначно в жизни и помог бежать этому американцу, правда, руками продажного Вьетнамца, чтобы не светиться самому…
После еще нескольких загранкомандировок он оказался в Москве на хорошей должности. А потом ему встретился Петренко… Таких, как этот субъект, всегда и всюду хватает. И вот – Карамболь в Зоне, в совершенно новом для себя обличии. Странно и непостижимо поворачивает человека судьба: то к холоду, то к жару, проверяя его стойкость и выдержку.
Почему-то именно эти мысли посетили Карамболя во время встречи с Торсионом. Не знак ли это? Не судьба ли дает ему шанс все вспомнить перед окончательным уходом из жизни? Об этом ему думать пока не хотелось. Его душа ощущала груз незавершенных дел, и он надеялся – скорее, ему это было крайне необходимо – еще побарахтаться на этом свете.
6.
Бывший снайпер гитлерюгенда нечасто вспоминал этот удивительный фронтовой эпизод последней мировой войны. Он был уверен в фатальности той встречи близких друг другу людей. Такие видения из прошлого предшествовали переломным для него жизненным моментам, и он точно знал, что что-то значимое должно произойти в ближайшее время. До знаковой встречи с братом ему являлась мать и сестра, но после их гибели видения о них прекратились, и стали возникать вновь уже с другими девствующими лицами.
Теперь, будучи военным спецназовцем в отставке, прошедшим еще четыре войны и ряд мелких вооруженных конфликтов, полковник Иван Белов не уставал удивляться превратностям судьбы и тем тончайшим нитям и их переплетениям, что отделяют нас и наших близких друг от друга и от смерти.
Подполковник Петр Белов, приемный отец бывшего снайпера, не смог уберечь от случайной пули своего друга, погибшего в Испании, и решил взять на себя спасение его сына от унизительной смерти в лагере, или мучительной – на «этапе». Он знал, что в случае разоблачения его самого обвинят в измене Родины и не пощадят никого из семьи. Подполковник все прекрасно осознавал и впоследствии никогда не сожалел о содеянном.
Снайпер, по легенде, придуманной подполковником Беловым, долгое время должен был прикидываться контуженым, потерявшим речь и понимающим только жесты. Он помнил, как его брат с ужасом выжигал с его плеча свастику и эсесовский номер. Брат так кричал, будто это его жгли раскаленным железом. Он умел воспринимать чужую боль, хотя к своей относился совершенно спокойно. Снайпер помнил всю свою прошлую жизнь, помнил своих учителей по убийству и безжалостному отношению к врагам нации.
Он помнил, как приняла его жена подполковника – прижав к себе и заливаясь слезами, сразу назвала его Ванечкой, повела в дом, начала кормить. Только позже он узнал, что, став их приемным сыном, по существу, заменил им их родного ребенка, умершего во время войны от тифа. Подполковник всё предусмотрел: из-за войны не было времени оформлять документы о смерти, а в момент смены места жительства снайпер, в недавнем прошлом их жестокий враг, сошел за родного сына. Потеряв одну родину, снайпер приобрел другую, и внутренне сам стал совершенно другим человеком.
Тут, как и на его прежней Родине, кругом были обычные люди, правда, намного хуже живущие, но более открытые. Находясь наедине с собой, даже когда он практиковался во владении словом, исключающим акцент, его язык уже не поворачивался называть их дикарями…
Иван не собирался фанатично отдавать себя борьбе за советскую власть – он уже беззаветно отслужил одному подобному режиму и отдал все самое дорогое, что у него было, включая веру. Он желал отомстить тем, чьи бомбы убили его мать и сестру – он собирался поквитаться с американцами и с их содержанками во время войны – англичанами, и был готов мстить именно им.
Вся его прошлая семья происходила от знатных потомков, и, собираясь вместе, нередко обсуждали факт неожиданного выдвижения фанатика-ефрейтора на пост канцлера великой Германии. Впрочем, некоторые из них не отрицали, что, возможно, новая кровь этого выскочки «из низов» вдохнет и новые идеи в нацию, еще недавно униженную до предела и проданную внезапным заключением мира с Антантой после Первой Мировой войны.
Но вот все быстро пошло по рельсам возрождения и отмщения, и уже пол Европы покорились силе Германского оружия. Остальные заискивающе смотрели на происходящее и молчали, они были готовы и без военных действий работать на Рейх. Всё становилось предельно понятно в четко выстроенной схеме побед, если бы не приказ фюрера остановиться у Дюнкерка и не добивать этих подлых проституток англичан вместе с их разношерстными пособниками. После этого фюрер выступил с речью, объяснив народу, что мир без англичан не может существовать, и именно поэтому он отдал такой приказ.
Вот за эту, совершенно не подобающую Гитлеру слабость, эти гады вместе с американцами тогда отомстили всей его стране. С открытием второго фронта с ними поползла и другая шушара, собранная со всего мира, которую никто как воинов не воспринимал, но их было очень много, настолько, что на них даже не хватало патронов. Они сравнивали города с землей, уничтожая своей гигантской военной машиной его родную страну. Они не жалели ни патронов, ни снарядов, ни бомб, иногда даже для уничтожения лишь одного воина. Они все никогда не были и не будут воинами, это отражено в их гнилой крови, но ведь тараканы тоже не воины, а им только дай повод – и они захватят весь мир.
Возможность поквитаться со всей этой оравой, или хотя бы с некоторыми из них представилась, когда был прорван фронт на Арденнах. Находясь в тылу в резерве, снайпер ждал, что вот-вот его отправят на западный фронт, пусть даже в качестве обычного пехотинца.
Из генштаба фюрера было отправлено предложение в ставку Сталина о задержке наступления советских войск, но этот усатый демон все сделал с точностью до наоборот, заставив наступать свои войска на две недели раньше намеченного срока. В связи с этим арденская группировка на западном фронте была лишена топлива, войскам СС пришлось взорвать свою бронетехнику и отступить на прежние позиции. Наступление и второй блицкриг провалился.
Еще кайзер Вильгельм предупреждал: никогда не воевать с Россией, но этот безумный главный ефрейтор страны наплевал на слова мудрого политика и воина, за что впоследствии пришлось расплачиваться, и расплачиваться самым дорогим, что есть – свободой и целостностью всей страны.
Этот человек, любящий ночные шествия – для дневных он был слишком неказист, чтобы своим видом отражать всю арийскую расу, – считая себя миссией, с течением войны уже не владел не только своим разумом, но и телом. Он нарушил свои же основные принципы: никогда не воевать на два фронта и никому не объявлять войну, и кровавая, всё уничтожающая расплата не заставила себя ждать.
Во время той войны тогдашний высококлассный снайпер очень завидовал парням, попавшим на западный фронт. Он старался, как мог, чтобы стать первым во всем, и он им стал, и думал, что лучшим дадут возможность выбирать. Но приказ был другой…
После войны у него открылась новая возможность поквитаться со своими истинными, как он считал, и кровными врагами. Он был нацелен стать профессиональным воином элитного спецподразделения и встретить, наконец, врагов лицом к лицу, тем более, что международная обстановка в мире вполне способствовала его плану. Над Землей витал дух холодной войны.
Он привык брать самые высокие цели и добиваться их претворения в жизнь во что бы то ни стало.
Многие, придя с фронта, продолжили процесс обучения. Иван был из их числа. Учась в школе, он стал упорно учить английский, а немецкий, что естественно, ему и так легко давался. Еще до окончания 10-го класса он стать парашютистом и Ворошиловским стрелком. Учителя по стрелковому виду спорта предлагали ему продолжить профессионально заняться стрельбой и участвовать в спартакиаде народов СССР, но Иван принял другое решение.
После окончания школы он сразу поступил в «Рязанку» и закончил ее с отличием. Дальше пошло и поехало – конфликтов и откровенных войн хватало. Но после нескольких десятилетий таких скитаний он вдруг задумался, что всю свою жизнь был только послушной и безотказной игрушкой в чужих руках.
А тут еще случай с этим американским пленным летчиком во Вьетнаме… Он смотрел тому в глаза и не увидел и капли страха: он видел воина, такого же, как его друзья и одногодки из гитлерюгенд. Он видел избитое, покрытое пиявками тело врага в бамбуковой клетке с завязанными руками, но глаза говорили о непобежденном духе. Он надеялся, что именно таким был его отец, высококлассный летчик, случайно и глупо погибший на земле. Непристойная смерть для летчика-асса, но она приходит без предупредительного стука в дверь.
Тогда он понял, что не все так однозначно в жизни и помог бежать этому американцу, правда, руками продажного Вьетнамца, чтобы не светиться самому…
После еще нескольких загранкомандировок он оказался в Москве на хорошей должности. А потом ему встретился Петренко… Таких, как этот субъект, всегда и всюду хватает. И вот – Карамболь в Зоне, в совершенно новом для себя обличии. Странно и непостижимо поворачивает человека судьба: то к холоду, то к жару, проверяя его стойкость и выдержку.
Почему-то именно эти мысли посетили Карамболя во время встречи с Торсионом. Не знак ли это? Не судьба ли дает ему шанс все вспомнить перед окончательным уходом из жизни? Об этом ему думать пока не хотелось. Его душа ощущала груз незавершенных дел, и он надеялся – скорее, ему это было крайне необходимо – еще побарахтаться на этом свете.
Spoiler
7.
Шел надоедливый осенний дождь вперемежку с беспорядочными порывами холодного ветра, и невозможно было предугадать следующее действие этой сумбурной природной какофонии. Иногда из опавших листьев, мелкого мусора и промозглой влаги образовывались вихри, кружащие и раскачивающие иллюзию постоянства мира и пространства. Это был день, когда хорошо сидеть в протопленном помещении и радоваться, что ты не там, где природа проверяет все живое на прочность. В этот момент лучше заниматься любимым, не утомляющим себя делом и воспринимать происходящее снаружи, как странную и несогласованную со спокойным ритмом жизни музыку, ласкающую слух лишь тем, что ты здесь, а не там, где таким, только ей понятным образом шествует природа.
Он сидел на самом краю бетонной плиты и всматривался вдаль. Его не пугали и ничуть не беспокоили ни дождь, ни ветер, он не чувствовал холода и дискомфорта – он готовился к самому важному в своей жизни бою.
Его тело напоминало сжатую, готовую в любой момент распрямиться пружину и превратить набор всех природных и наработанных качеств в единый боевой механизм. Он умел напрячь зрение, слух и обоняние и вложить всю имеющуюся остроту этих чувств в изучение пространства максимально доступным образом. Все остальные клеточки его сильного тела в ожидании боя отдыхали. Они включатся только по велению его сознания, а не инстинкта. Сегодня он обязан первым увидеть врага. Он прекрасно знал маршрут его движения и время появления. Важнее всего заставить себя после этого не затаиться, не устроить великолепную засаду, на которую он был мастер, а дать врагу себя увидеть и напасть первым. Это было непременное условие боя и поставленной перед ним задачи.
Сегодня настал последний день для прохождения этого испытания. Завтра уже будет пройден рубеж безвозвратности, после чего нельзя будет повернуть все вспять и попытаться повторить бой еще раз. Он осознавал это и его совершенно не пугали ни предстоящие раны, ни смертельная опасность. Эту работу просто необходимо сделать и снять заклятье рода, а такое никак не сравнимо с потерей одного воина. Свой организм он тренировал столько, сколько себя помнил, и, получив еще в раннем возрасте посвящение на эту необходимую жертву, шел к поставленной цели, не сворачивая.
Он сидел неподвижно, совершенно не обращая внимания на мерзкую погоду, и даже не пытался отвернуться от ветра, а только иногда прищуривал глаза. Нельзя даже на миг потерять контроль над обозримым пространством. Его сейчас совершенно ничего не беспокоило, кроме предстоящего появления врага. Больше всего он не хотел, чтобы что-то, пусть даже мелочь, смогли вмешаться в его давно спланированный решающий бой. Он специально сутки ничего не ел, кроме определенной травы и лишь утолял жажду. Неотягощенность едой придаст бодрость телу и обострит свойственный в таких случаях охотничий азарт.
Со стороны казалось, что он не живой, а искусно сработанное каменное изваяние, которое как бы случайно было поставлено великолепным художником на дешевый постамент, будто в самый последний момент у того не хватило времени и денег на лучшее дополнение к скульптуре. Жизнь в его теле выдавал только легкий парок, появляющийся из ноздрей при каждом выдохе.
Его друзья и кровные родственники находятся в безопасном удалении, но обязательно должны будут увидеть финал его жизни. Они тоже ждут, с той лишь разницей, что по ним регулярно пробегала нервная дрожь томительного ожидания, превращающего секунды в часы.
Но вот и настало время рассвета, он это почувствовал своими точнейшим образом отстроенными биологическими часами, хотя светлее из-за плотной пелены облаков не стало. Погода менялась только в худшую сторону, что давало его противнику некоторое преимущество. Грязь на мокром поле, покрытом черноземом и мелким кустарником, затруднит движения соперника, но в большей степени – его самого. Эта ситуация осложнит и без того его непростое положение, если учесть, что в подобных схватках его соплеменники никогда не побеждали данного противника при встрече один на один. Ему же придется искусственно ограничить пространство боя для того, чтобы выманить врага на более твердое покрытие, хотя это будет и не просто сделать, ведь и враг далеко не глуп.
Его противник имел только один тактический недостаток, но для нанесения серьезных повреждений этого было слишком мало. Враг привык одним точно рассчитанным прыжком и одним ударом сбить жертву с ног, сильно ранив ее, а после с легкостью добить беспомощного противника. Но после победоносного прыжка, если по какой-либо причине произошла промашка, этот кровный враг всегда на некоторое время теряет контроль над собой, буквально на миг, но его должно хватить для удачной атаки. Для этого надо до последнего стоять, как вкопанному, или сделать вид, что замешкался, и только когда враг будет наносить отработанный смертельный удар, в самый последний момент успеть уклониться, и сразу напасть сзади.
Только бы добраться до уязвимых мест этого монстра, в идеале – до области шеи. Можно было бы еще в момент прыжка поднырнуть под незащищенное брюхо врага, но для этого требовалась филигранная точность и высочайшая ловкость, чтобы вместе с тем успеть и увернуться от удара. Но глупо рассчитывать, что противник сделает именно тот бросок, вполне возможно, что он приготовил несвойственный ему от природы сюрприз. Это было маловероятно, но полностью сбрасывать со счетов такой расклад боя было бы опрометчиво и смертельно опасно.
Самое главное, что дважды повторить одну и ту же уловку с уходом от коронного удара врага может и не получится, противник вряд ли это позволит, а посему он имел в запасе еще несколько до автоматизма отработанных приемов борьбы, перенятых как у других врагов, так и у своих друзей. Он их совершенствовал на самых разнообразных противниках, но всегда представляя в их лице именно своего самого главного врага. Простейшая тактика борьбы с этим грозным зверем – нанесение мелких кровоточащих ран, изматывание физически и, в конечном итоге, вскрытие его сонной артерии.
Он научился применять антикоагулянт, вводимый им в момент укуса вместе со слюной в тело врага, который преобразовывался в его организме в результате употребления определенных растений. После такой инъекции противник не сможет быстро затягивать нанесенные раны. Пусть у него происходит быстрая регенерация органов, с потерей крови этот процесс начнет замедляться. Все остальное для полной победы сделает время. Но этот вариант больше подходил, когда на врага нападали несколько его соплеменников. Сейчас же в схватку он должен вступить один и оставаться на поле боя до смерти одного из соперников.
Нельзя сказать, что он не любил жизнь и все связанные с ней трудности, заботы и удовольствия. Он любил все это вместе взятое и не отделял одно от другого, прекрасно понимая, что одно без другого не может существовать. Вот, где в полной мере раскрывался глубинный смысл того, что цель оправдывает средства. Он для этого жил и должен в конечном итоге подвести черту под прошедшим временем. Настал момент испытания, триумфа, славы и смерти в одном и неделимом лице.
…Противник появился, как обычно, словно по расписанию, будто знал о роковой встрече заранее. Такое вполне могло быть, ведь враг обладал, хотя и более ослабленными, чем у него, но все же неплохими телепатическими способностями. Это был лидер своего рода-племени и, естественно, превосходил всех своих в силе, ловкости, расчете, коварстве, и был лучше других натренирован в схватках – иначе и быть не могло.
Враг всегда был готов к сражению. Ему ещё не встречался более сильный – или хотя бы равный – соперник. Едва заметив его, неподвижно сидящего напротив своего лежбища, противник тотчас же бросился в бой.
7.
Шел надоедливый осенний дождь вперемежку с беспорядочными порывами холодного ветра, и невозможно было предугадать следующее действие этой сумбурной природной какофонии. Иногда из опавших листьев, мелкого мусора и промозглой влаги образовывались вихри, кружащие и раскачивающие иллюзию постоянства мира и пространства. Это был день, когда хорошо сидеть в протопленном помещении и радоваться, что ты не там, где природа проверяет все живое на прочность. В этот момент лучше заниматься любимым, не утомляющим себя делом и воспринимать происходящее снаружи, как странную и несогласованную со спокойным ритмом жизни музыку, ласкающую слух лишь тем, что ты здесь, а не там, где таким, только ей понятным образом шествует природа.
Он сидел на самом краю бетонной плиты и всматривался вдаль. Его не пугали и ничуть не беспокоили ни дождь, ни ветер, он не чувствовал холода и дискомфорта – он готовился к самому важному в своей жизни бою.
Его тело напоминало сжатую, готовую в любой момент распрямиться пружину и превратить набор всех природных и наработанных качеств в единый боевой механизм. Он умел напрячь зрение, слух и обоняние и вложить всю имеющуюся остроту этих чувств в изучение пространства максимально доступным образом. Все остальные клеточки его сильного тела в ожидании боя отдыхали. Они включатся только по велению его сознания, а не инстинкта. Сегодня он обязан первым увидеть врага. Он прекрасно знал маршрут его движения и время появления. Важнее всего заставить себя после этого не затаиться, не устроить великолепную засаду, на которую он был мастер, а дать врагу себя увидеть и напасть первым. Это было непременное условие боя и поставленной перед ним задачи.
Сегодня настал последний день для прохождения этого испытания. Завтра уже будет пройден рубеж безвозвратности, после чего нельзя будет повернуть все вспять и попытаться повторить бой еще раз. Он осознавал это и его совершенно не пугали ни предстоящие раны, ни смертельная опасность. Эту работу просто необходимо сделать и снять заклятье рода, а такое никак не сравнимо с потерей одного воина. Свой организм он тренировал столько, сколько себя помнил, и, получив еще в раннем возрасте посвящение на эту необходимую жертву, шел к поставленной цели, не сворачивая.
Он сидел неподвижно, совершенно не обращая внимания на мерзкую погоду, и даже не пытался отвернуться от ветра, а только иногда прищуривал глаза. Нельзя даже на миг потерять контроль над обозримым пространством. Его сейчас совершенно ничего не беспокоило, кроме предстоящего появления врага. Больше всего он не хотел, чтобы что-то, пусть даже мелочь, смогли вмешаться в его давно спланированный решающий бой. Он специально сутки ничего не ел, кроме определенной травы и лишь утолял жажду. Неотягощенность едой придаст бодрость телу и обострит свойственный в таких случаях охотничий азарт.
Со стороны казалось, что он не живой, а искусно сработанное каменное изваяние, которое как бы случайно было поставлено великолепным художником на дешевый постамент, будто в самый последний момент у того не хватило времени и денег на лучшее дополнение к скульптуре. Жизнь в его теле выдавал только легкий парок, появляющийся из ноздрей при каждом выдохе.
Его друзья и кровные родственники находятся в безопасном удалении, но обязательно должны будут увидеть финал его жизни. Они тоже ждут, с той лишь разницей, что по ним регулярно пробегала нервная дрожь томительного ожидания, превращающего секунды в часы.
Но вот и настало время рассвета, он это почувствовал своими точнейшим образом отстроенными биологическими часами, хотя светлее из-за плотной пелены облаков не стало. Погода менялась только в худшую сторону, что давало его противнику некоторое преимущество. Грязь на мокром поле, покрытом черноземом и мелким кустарником, затруднит движения соперника, но в большей степени – его самого. Эта ситуация осложнит и без того его непростое положение, если учесть, что в подобных схватках его соплеменники никогда не побеждали данного противника при встрече один на один. Ему же придется искусственно ограничить пространство боя для того, чтобы выманить врага на более твердое покрытие, хотя это будет и не просто сделать, ведь и враг далеко не глуп.
Его противник имел только один тактический недостаток, но для нанесения серьезных повреждений этого было слишком мало. Враг привык одним точно рассчитанным прыжком и одним ударом сбить жертву с ног, сильно ранив ее, а после с легкостью добить беспомощного противника. Но после победоносного прыжка, если по какой-либо причине произошла промашка, этот кровный враг всегда на некоторое время теряет контроль над собой, буквально на миг, но его должно хватить для удачной атаки. Для этого надо до последнего стоять, как вкопанному, или сделать вид, что замешкался, и только когда враг будет наносить отработанный смертельный удар, в самый последний момент успеть уклониться, и сразу напасть сзади.
Только бы добраться до уязвимых мест этого монстра, в идеале – до области шеи. Можно было бы еще в момент прыжка поднырнуть под незащищенное брюхо врага, но для этого требовалась филигранная точность и высочайшая ловкость, чтобы вместе с тем успеть и увернуться от удара. Но глупо рассчитывать, что противник сделает именно тот бросок, вполне возможно, что он приготовил несвойственный ему от природы сюрприз. Это было маловероятно, но полностью сбрасывать со счетов такой расклад боя было бы опрометчиво и смертельно опасно.
Самое главное, что дважды повторить одну и ту же уловку с уходом от коронного удара врага может и не получится, противник вряд ли это позволит, а посему он имел в запасе еще несколько до автоматизма отработанных приемов борьбы, перенятых как у других врагов, так и у своих друзей. Он их совершенствовал на самых разнообразных противниках, но всегда представляя в их лице именно своего самого главного врага. Простейшая тактика борьбы с этим грозным зверем – нанесение мелких кровоточащих ран, изматывание физически и, в конечном итоге, вскрытие его сонной артерии.
Он научился применять антикоагулянт, вводимый им в момент укуса вместе со слюной в тело врага, который преобразовывался в его организме в результате употребления определенных растений. После такой инъекции противник не сможет быстро затягивать нанесенные раны. Пусть у него происходит быстрая регенерация органов, с потерей крови этот процесс начнет замедляться. Все остальное для полной победы сделает время. Но этот вариант больше подходил, когда на врага нападали несколько его соплеменников. Сейчас же в схватку он должен вступить один и оставаться на поле боя до смерти одного из соперников.
Нельзя сказать, что он не любил жизнь и все связанные с ней трудности, заботы и удовольствия. Он любил все это вместе взятое и не отделял одно от другого, прекрасно понимая, что одно без другого не может существовать. Вот, где в полной мере раскрывался глубинный смысл того, что цель оправдывает средства. Он для этого жил и должен в конечном итоге подвести черту под прошедшим временем. Настал момент испытания, триумфа, славы и смерти в одном и неделимом лице.
…Противник появился, как обычно, словно по расписанию, будто знал о роковой встрече заранее. Такое вполне могло быть, ведь враг обладал, хотя и более ослабленными, чем у него, но все же неплохими телепатическими способностями. Это был лидер своего рода-племени и, естественно, превосходил всех своих в силе, ловкости, расчете, коварстве, и был лучше других натренирован в схватках – иначе и быть не могло.
Враг всегда был готов к сражению. Ему ещё не встречался более сильный – или хотя бы равный – соперник. Едва заметив его, неподвижно сидящего напротив своего лежбища, противник тотчас же бросился в бой.
Spoiler
8.
Торсион встал по привычке рано, хотя вчерашняя отменная выпивка требовала более продолжительного отдыха, но ему для выполнения поставленной перед самим собой задачи надо было экономить время, даже за счет сна. На дорогу, как и полагается, они с Карамболем выпили «по стременной» и слегка перекусили.
- А не думаешь ли ты сталкер, что организаторы нашествия могут начать щемить, или даже захватить в заложники родных и близких как главарей, так и активных участников сопротивления? - глядя в потолок, будто рассуждая с самим собой, спросил Карамболь. После непродолжительной паузы, уже повернувшись лицом к Торсиону, пояснил, - будучи на их месте, я бы так и поступил. К счастью для всех, у меня свое место.
Я что-то подобное предполагал, но после разговора с тобой обязательно предупрежу всех кого надо и как надо. А ты сам не боишься за своих? – задал ответный вопрос Торсион.
- Ну, я то полная сирота: ни отца не матери, ни стыда не совести, но кое-кто остался, и я приму блокирующие меры, - с полной уверенностью в голосе ответил Карамболь.
В заключительной беседе двух мужчин предположительное время войсковой операции тоже было определено – прибытие в Зону «Каравана».
Карамболь предложил Торсиону в дорогу пару бутылок тархуна, но сталкер предусмотрительно отказался. С кем его выпьешь, если не с самим собой, а этого он никогда не делал. К тому же, сам тархун – конкретная метка дружеского общения с бандитами, и предлагать его в любой компании – значит, показать, что ты «на короткой ноге» с руководством братвы. Карамболь тоже прекрасно понимал это, но решил, по многолетней привычке, проверить своего собеседника на компетентность в элементарных жизненных вопросах. Два собутыльника распрощались с показным высоким мнением друг о друге, но что на самом деле творилось у них в душе, было известно только им самим.
На следующем этапе переговоров Торсион обязательно должен поговорить с долговским руководством, и в частности, с генералом Ворониным. С Карамболем, который контролировал важный опорный пункт, он вроде бы нашел полное взаимопонимание. С души был снят тяжкий камень. Но таких камней было еще достаточно. Чтобы не терять бдительность и осторожность, действовать необходимо было согласно ранее намеченному плану, пока ничто не вмешалось в расклад.
Для доказательства договоренности с бандитами Карамболь выдал Торсиону значок Ворошиловского стрелка, номер которого он сразу же запомнил. В нем не было ничего примечательного, и Торсион не понимал, как этот довольно распространенный в свое время знак отличного стрелка может повлиять на разговор с генералом. У этого генерала в подчинении, небось, было достаточно обладателей таких значков, чтобы запоминать их данные. Но Карамболь не умел трепаться попусту, и Торсиону пришлось поверить на слово об особой значимости этого значка.
Еще один нюанс беспокоил Торсиона: сегодня по зову свистка не явился Трезор. Обычно Трезор не заставлял себя долго ждать, но на этот раз все было иначе. Прождав более двух часов и проведя их на той же вышке, где его караулил Карамболь, Торсион отправился в дорогу.
«Ладно, - подумал он, - если что – по дороге нагонит, он ведь всегда появлялся вовремя».
С момента их первого знакомства Торсион стал замечать, что этот сильный, умный и в меру благородный зверь мог прийти на помощь, даже если Торсиону было не до свистка. Такое уже случалось не раз, и Торсион был уверен, что чем больше он узнавал о способностях этого загадочного животного, тем меньше это вязалось с человеческими представлениями о жизни на Земле и теории Дарвина о происхождении самого человека. Он все больше убеждался в том, что развитие всего живого могло идти параллельно, а человек, вмешиваясь в этот, ему не до конца понятный процесс, мог нанести – и наносил – непоправимый урон всему живому, в том числе и себе самому.
Со временем Торсион стал замечать, что некоторые люди чаще напоминают определенных животных, чем наоборот. Животные, лишенные основного жизненного выбора, существуют по написанным для них законам. Одни – корм, другие – хозяева этого корма, хотя бывает, что происходит и обмен позициями. Но в любом случае, всё довольно логично и понятно.
Человеку же всего мало: то ему жарко, то холодно, то дождь ему в тягость, дающий жизнь всему живому и ему самому, в том числе. Так нет же, надо обязательно вмешаться в этот процесс и что-то кардинально изменить без оглядки на будущее. А будущее от некоторых экспериментов может быть мрачным и даже тупиковым. Люди боялись лишь Апокалипсиса, и то в последнее время все меньше и меньше из-за постоянного откладывания его сроков. Но Торсион был убежден, что только сам человек его может притянуть и никто больше. Человеку дают шанс в очередной раз одуматься и изменить потребительское отношение к миру. Однако откладывание срока воспринимается как очередной бред каких-то предсказателей, который никогда не осуществится.
Торсион в своей бурной жизни встречал среди венца природы шакалов, волков и подколодных змей, а то, что попадались и павлины, и похотливые крольчихи, он хорошо усвоил, еще учась в школе. Его всегда обожали представительницы прекрасного пола, они на него висли гроздьями и просто расцветали в его присутствии. Им было иногда достаточно быть хотя бы рядом с ним, а уж удостоиться внимания от него считалось чуть ли не победой. Видно, было в нем что-то магнетическое для слабого, так сказать, пола. Но, как говорится, сила слабого пола в том, что сильный пол слаб перед слабым…
На самом деле, мир женщин крайне жесток по отношению к соперницам, и из-за него постоянно происходили между ними стычки. Но если кто-то из парней пытался наехать на объект восхищений самих женщин, то бывшие соперницы без сговора объединялись, а в мести и коварстве перед парнями им не было равных. Со временем к такому отношению к нему окружающие привыкли, тем более что тогда еще совсем молодого Торсиона больше интересовали другие объекты. Конечно, он обращал на девушек внимание, и даже считал, что дружит с некоторыми, хотя и среди парней у него были друзья. Но девчата в дружбе с ним хотели видеть совсем другое, пытаясь предъявить на него свои права. Однако свободолюбивый Торсион воспринимал их навязывания как посягательство на его личную свободу и сторонился таких связей, хотя, впрочем, старался не обижать никого даже своей отстраненностью от недавнего объекта совместного времяпровождения. А то, что место освобождалось, было только на руку другим…
Торсион любил с детства изучать Мир в целом, его развитие, давнее прошлое и предположительное будущее. Связывание же какими-либо узами с кем-то, мешающему этому процессу, было совершенно недопустимо. Он шагал, сам того не подозревая, по женским ими же придуманным иллюзиям, семимильными шагами. Женитьба на одной из представительниц прекрасного пола только подтвердила факт присутствия в женской природе, в основном, охотниц. После свадьбы она не была готова стать помощницей и мудрой хозяйкой, была способна лишь на идиотскую ревность, а не на глубинное понимание и желание сохранить семью. Если его пытались удержать угрозами или нытьем, то всё в одночасье рушилось, и возврата назад уже никогда не было. Ему долго не попадались те самые, готовые и способные кроме золотой петли обустроить и золотую клетку, а это ему было важнее всего. Он стал сторониться даже непродолжительных, а тем более длительных отношений с женщинами. С мужчинами, в силу своей природной приверженности к традиционализму, общался лишь с деловой точки зрения.
Только оказавшись на расстоянии от Торсиона, его жена поняла, возможно, главную задачу женщины как хранительницы очага. После расставания она сразу изменилась, сбросив спесь и поняв, наконец, что статус брошенной жены не самый лучший для нее расклад. Вместе с тем, пока не дошло до официального развода, она ждала его возвращения в надежде склеить отношения…
Проще всего Торсиону оказалось с откровенно продажными женщинами, которые по своему профессиональному статусу не должны были преследовать своих бывших клиентов. Но все-таки и здесь порой возникали сложности…
Торсион уже приближался к заправке, прошли буквально минуты после того, как он покинул расположение бандитской базы. Нахлынувшие вдруг воспоминания затмили его разум, работающий с точностью часового механизма, и интуицию. В самом начале у него было отменное настроение, подающее надежды на толковое завершение начатого сложного дела. Но вдруг что-то заставило прислушаться и включить другие органы чувств, довольно слаборазвитые у нетренированного человека. Он почувствовал, что за ним следят, причём уже некоторое время. Длительное общение с Трезором не прошло для него даром, он научился ориентации зверей на мысль, чем значительно усилил действие интуиции. Эйфория от удачно завершившихся переговоров с Карамболем помешала ему обнаружить слежку раньше.
Возле базы часто появлялись разные монстры, но чтобы следить… Монстры, если чувствуют или видят, то не следят, а сразу нападают всем скопом, причем даже враждующие между собой, воспринимая человека как самый чужеродный объект. Нет, их он бы заранее почувствовал. Свободовцы могли более-менее беспрепятственно приближаться к этой базе, т.к. между ними и братвой был нейтралитет. Но зачем им выслеживать Торсиона, ведь он не давал им повода для слежки, всегда был с ними и с их боссами в дружбе. «Долг» вряд ли сюда сунется, слишком сложно будет обойти препятствия с наемниками, кучами разного рода псов в мелколесье и электрохимерами, часто пасущимся на опушке. С «Долгом» у Торсиона тоже были достаточно ровные отношения без каких-либо эксцессов. И все-таки ради чего слежка? Чтобы просто узнать его маршрут?
Самое интересное, что Торсион не почувствовал прямой угрозы или желание убить от предполагаемого противника, но неизвестность ставила перед ним пока неразрешимую задачу. Торсион мог почувствовать человека, прикладывающегося к оптическому прицелу, направленного на него. Этим он очень удивлял диггеров, и особенно врагов, буквально срываясь от нацеленного выстрела.
Наемникам он тоже в качестве объекта вряд ли был нужен, ведь они часто пользовались его услугами. Если же ему самому от них что-нибудь было надо, он всегда хорошо платил.
Карамболю посылать за ним слежку не было смысла, он не скрывал ни цели своего визита, ни последующего маршрута. О том, что он идет на согласование действий группировок относительно друг друга знал только он и Карамболь. Тогда кто мог следить?
За свою бытность в Зоне Торсиону все же попадались враги, причем из разных группировок. Торсион был как глыба, возвышающаяся над всеми, а это очень часто раздражает, и даже тех, кого, по их же словам, дела и личность его никоим образом не задевала. На лидера, пусть даже одиночку, всегда охотятся, желая занять его место, и совершенно забывая о том, что сами, став таковым, получат лишь основное «преимущество» – место дичи в охоте уже на него самого…
Пролетели буквально считанные секунды, пока Торсион просчитывал различные варианты. Мысль о том, что он не мог определить заказчика, жгла его сознание. С исполнителями было проще: они, как правило, все походили друг на друга. Торсион вытащил ПДА, датчик движения не показал ничего подозрительного. Он сделал вид, что размышляет, куда идти, а сам отключил виброзвонок, который мог выдать его местоположение. Торсион старался идти, как ни в чем не бывало, но осторожно снял ствол с предохранителя, одновременно кашлянув, чтобы в нужный для стрельбы момент щелчок не привлёк лишнее внимание снайпера. Он отбросил размышления о возможном заказчике на потом и сосредоточился на решении текущей проблемы с исполнителем. Торсион был готов рвануть в сторону от любого отблеска и даже не свойственного местности движения – от звука выстрела скрываться будет уже слишком поздно. Если возникает выбор между пугающе неизвестностью и возможной смертью, Торсион решал идти навстречу Даме с косой, а вдруг она в очередной раз промахнется? Если от нее стараться скрыться она всегда настигнет.
Когда Торсион поравнялся с последней бетонной плитой, огораживающей заправку, то рассчитывал – и не напрасно – увидеть объект своего беспокойства. Тот, по расчетам Торсиона, должен был лежать на косогоре и при появлении своей цели сразу же сразить её наповал. Именно так и сделал бы он сам, будь на его пути враг. Торсион хорошо знал присказку, бытующую в Зоне: не беги от снайпера, умрешь уставший! – и потому решил направиться к нему навстречу.
Он резко рванул за угол, предвидя реакцию пасущего его снайпера. Тот просто не мог все время ждать его в прицеле, ему было необходимо время, хоть незначительное, для поднятия ствола. Именно этим временем и воспользовался Торсион. Он скользнул в небольшой овражек и мгновенно прополз подальше от того места, куда упал. Торсион был уже уверен, что это очень опытный снайпер, лишенный всяких человеческих эмоций, которые можно было почувствовать на расстоянии, хотя бы как обычную злобу. Скорее всего, это должен быть какой-либо профессионал с Большой земли, который работает под заказ, и которому завалить человека – что кусок хлеба отрезать. Таким людям дают высокооплачиваемые разовые заказы для серьезных операций. Но кому он мог так насолить? Торсион мысленно пролистал свою записную книжку и не нашел в ней ответа. От этого ему стало не по себе. Давно он не попадал в подобную ситуацию, когда не находил ответа на свой же вопрос.
Торсион стал бросать камешки в направлении, противоположном движению, а сам начал бесшумно подкрадываться к противнику. После этого снял защитный шлем и надел старую камуфлированную панаму, в которой часто расхаживал во время жары и временного затишья. У высококлассного снайпера, наверняка, соответствующая пушка, и от выстрела из такой не спасет и самый лучший шлем, но сможет сыграть роль хорошей приманки. Торсион решил использовать особую способность экзоскелета: чтобы слиться с местностью, он включил его мимикрическую функцию, о которой, как надеялся, никто не догадывался. Ему бы не хотелось, чтобы об этой способности экзоскелета кто-то узнал, но сейчас это могло спасти жизнь.
Он рассчитал, что если ошибется с выбором позиции у противника, то выжить, скорее всего, не удастся. Снайпер мог только незначительно изменить свое местоположение, т.к. более удачного пригорка в округе больше нет. А значит, необходимо его отвлечь и, обнаружив, моментально ликвидировать.
Торсион медленно полз к вершине овражка, рассчитав траекторию предположительного места положения снайпера. Еще несколько движений и будет пора. Торсион медленно двигал защитный шлем левой рукой чуть впереди себя, а немного в стороне двигался сам. Остающийся буквально последний рывок Торсион обозначил отвлекающим шумовым эффектом, бросив обойму с патронами в сторону подальше от себя. Мелочиться сейчас даже потерей ценных вещей было нельзя.
Торсион двинул шлем вперед и, оставив его в таком положении, быстро и бесшумно выдвинулся сам, прицеливаясь из СВУ. И вот оно – Торсион не ошибся – прямо на вершине, глядя в его сторону, и находился предполагаемый им объект.
8.
Торсион встал по привычке рано, хотя вчерашняя отменная выпивка требовала более продолжительного отдыха, но ему для выполнения поставленной перед самим собой задачи надо было экономить время, даже за счет сна. На дорогу, как и полагается, они с Карамболем выпили «по стременной» и слегка перекусили.
- А не думаешь ли ты сталкер, что организаторы нашествия могут начать щемить, или даже захватить в заложники родных и близких как главарей, так и активных участников сопротивления? - глядя в потолок, будто рассуждая с самим собой, спросил Карамболь. После непродолжительной паузы, уже повернувшись лицом к Торсиону, пояснил, - будучи на их месте, я бы так и поступил. К счастью для всех, у меня свое место.
Я что-то подобное предполагал, но после разговора с тобой обязательно предупрежу всех кого надо и как надо. А ты сам не боишься за своих? – задал ответный вопрос Торсион.
- Ну, я то полная сирота: ни отца не матери, ни стыда не совести, но кое-кто остался, и я приму блокирующие меры, - с полной уверенностью в голосе ответил Карамболь.
В заключительной беседе двух мужчин предположительное время войсковой операции тоже было определено – прибытие в Зону «Каравана».
Карамболь предложил Торсиону в дорогу пару бутылок тархуна, но сталкер предусмотрительно отказался. С кем его выпьешь, если не с самим собой, а этого он никогда не делал. К тому же, сам тархун – конкретная метка дружеского общения с бандитами, и предлагать его в любой компании – значит, показать, что ты «на короткой ноге» с руководством братвы. Карамболь тоже прекрасно понимал это, но решил, по многолетней привычке, проверить своего собеседника на компетентность в элементарных жизненных вопросах. Два собутыльника распрощались с показным высоким мнением друг о друге, но что на самом деле творилось у них в душе, было известно только им самим.
На следующем этапе переговоров Торсион обязательно должен поговорить с долговским руководством, и в частности, с генералом Ворониным. С Карамболем, который контролировал важный опорный пункт, он вроде бы нашел полное взаимопонимание. С души был снят тяжкий камень. Но таких камней было еще достаточно. Чтобы не терять бдительность и осторожность, действовать необходимо было согласно ранее намеченному плану, пока ничто не вмешалось в расклад.
Для доказательства договоренности с бандитами Карамболь выдал Торсиону значок Ворошиловского стрелка, номер которого он сразу же запомнил. В нем не было ничего примечательного, и Торсион не понимал, как этот довольно распространенный в свое время знак отличного стрелка может повлиять на разговор с генералом. У этого генерала в подчинении, небось, было достаточно обладателей таких значков, чтобы запоминать их данные. Но Карамболь не умел трепаться попусту, и Торсиону пришлось поверить на слово об особой значимости этого значка.
Еще один нюанс беспокоил Торсиона: сегодня по зову свистка не явился Трезор. Обычно Трезор не заставлял себя долго ждать, но на этот раз все было иначе. Прождав более двух часов и проведя их на той же вышке, где его караулил Карамболь, Торсион отправился в дорогу.
«Ладно, - подумал он, - если что – по дороге нагонит, он ведь всегда появлялся вовремя».
С момента их первого знакомства Торсион стал замечать, что этот сильный, умный и в меру благородный зверь мог прийти на помощь, даже если Торсиону было не до свистка. Такое уже случалось не раз, и Торсион был уверен, что чем больше он узнавал о способностях этого загадочного животного, тем меньше это вязалось с человеческими представлениями о жизни на Земле и теории Дарвина о происхождении самого человека. Он все больше убеждался в том, что развитие всего живого могло идти параллельно, а человек, вмешиваясь в этот, ему не до конца понятный процесс, мог нанести – и наносил – непоправимый урон всему живому, в том числе и себе самому.
Со временем Торсион стал замечать, что некоторые люди чаще напоминают определенных животных, чем наоборот. Животные, лишенные основного жизненного выбора, существуют по написанным для них законам. Одни – корм, другие – хозяева этого корма, хотя бывает, что происходит и обмен позициями. Но в любом случае, всё довольно логично и понятно.
Человеку же всего мало: то ему жарко, то холодно, то дождь ему в тягость, дающий жизнь всему живому и ему самому, в том числе. Так нет же, надо обязательно вмешаться в этот процесс и что-то кардинально изменить без оглядки на будущее. А будущее от некоторых экспериментов может быть мрачным и даже тупиковым. Люди боялись лишь Апокалипсиса, и то в последнее время все меньше и меньше из-за постоянного откладывания его сроков. Но Торсион был убежден, что только сам человек его может притянуть и никто больше. Человеку дают шанс в очередной раз одуматься и изменить потребительское отношение к миру. Однако откладывание срока воспринимается как очередной бред каких-то предсказателей, который никогда не осуществится.
Торсион в своей бурной жизни встречал среди венца природы шакалов, волков и подколодных змей, а то, что попадались и павлины, и похотливые крольчихи, он хорошо усвоил, еще учась в школе. Его всегда обожали представительницы прекрасного пола, они на него висли гроздьями и просто расцветали в его присутствии. Им было иногда достаточно быть хотя бы рядом с ним, а уж удостоиться внимания от него считалось чуть ли не победой. Видно, было в нем что-то магнетическое для слабого, так сказать, пола. Но, как говорится, сила слабого пола в том, что сильный пол слаб перед слабым…
На самом деле, мир женщин крайне жесток по отношению к соперницам, и из-за него постоянно происходили между ними стычки. Но если кто-то из парней пытался наехать на объект восхищений самих женщин, то бывшие соперницы без сговора объединялись, а в мести и коварстве перед парнями им не было равных. Со временем к такому отношению к нему окружающие привыкли, тем более что тогда еще совсем молодого Торсиона больше интересовали другие объекты. Конечно, он обращал на девушек внимание, и даже считал, что дружит с некоторыми, хотя и среди парней у него были друзья. Но девчата в дружбе с ним хотели видеть совсем другое, пытаясь предъявить на него свои права. Однако свободолюбивый Торсион воспринимал их навязывания как посягательство на его личную свободу и сторонился таких связей, хотя, впрочем, старался не обижать никого даже своей отстраненностью от недавнего объекта совместного времяпровождения. А то, что место освобождалось, было только на руку другим…
Торсион любил с детства изучать Мир в целом, его развитие, давнее прошлое и предположительное будущее. Связывание же какими-либо узами с кем-то, мешающему этому процессу, было совершенно недопустимо. Он шагал, сам того не подозревая, по женским ими же придуманным иллюзиям, семимильными шагами. Женитьба на одной из представительниц прекрасного пола только подтвердила факт присутствия в женской природе, в основном, охотниц. После свадьбы она не была готова стать помощницей и мудрой хозяйкой, была способна лишь на идиотскую ревность, а не на глубинное понимание и желание сохранить семью. Если его пытались удержать угрозами или нытьем, то всё в одночасье рушилось, и возврата назад уже никогда не было. Ему долго не попадались те самые, готовые и способные кроме золотой петли обустроить и золотую клетку, а это ему было важнее всего. Он стал сторониться даже непродолжительных, а тем более длительных отношений с женщинами. С мужчинами, в силу своей природной приверженности к традиционализму, общался лишь с деловой точки зрения.
Только оказавшись на расстоянии от Торсиона, его жена поняла, возможно, главную задачу женщины как хранительницы очага. После расставания она сразу изменилась, сбросив спесь и поняв, наконец, что статус брошенной жены не самый лучший для нее расклад. Вместе с тем, пока не дошло до официального развода, она ждала его возвращения в надежде склеить отношения…
Проще всего Торсиону оказалось с откровенно продажными женщинами, которые по своему профессиональному статусу не должны были преследовать своих бывших клиентов. Но все-таки и здесь порой возникали сложности…
Торсион уже приближался к заправке, прошли буквально минуты после того, как он покинул расположение бандитской базы. Нахлынувшие вдруг воспоминания затмили его разум, работающий с точностью часового механизма, и интуицию. В самом начале у него было отменное настроение, подающее надежды на толковое завершение начатого сложного дела. Но вдруг что-то заставило прислушаться и включить другие органы чувств, довольно слаборазвитые у нетренированного человека. Он почувствовал, что за ним следят, причём уже некоторое время. Длительное общение с Трезором не прошло для него даром, он научился ориентации зверей на мысль, чем значительно усилил действие интуиции. Эйфория от удачно завершившихся переговоров с Карамболем помешала ему обнаружить слежку раньше.
Возле базы часто появлялись разные монстры, но чтобы следить… Монстры, если чувствуют или видят, то не следят, а сразу нападают всем скопом, причем даже враждующие между собой, воспринимая человека как самый чужеродный объект. Нет, их он бы заранее почувствовал. Свободовцы могли более-менее беспрепятственно приближаться к этой базе, т.к. между ними и братвой был нейтралитет. Но зачем им выслеживать Торсиона, ведь он не давал им повода для слежки, всегда был с ними и с их боссами в дружбе. «Долг» вряд ли сюда сунется, слишком сложно будет обойти препятствия с наемниками, кучами разного рода псов в мелколесье и электрохимерами, часто пасущимся на опушке. С «Долгом» у Торсиона тоже были достаточно ровные отношения без каких-либо эксцессов. И все-таки ради чего слежка? Чтобы просто узнать его маршрут?
Самое интересное, что Торсион не почувствовал прямой угрозы или желание убить от предполагаемого противника, но неизвестность ставила перед ним пока неразрешимую задачу. Торсион мог почувствовать человека, прикладывающегося к оптическому прицелу, направленного на него. Этим он очень удивлял диггеров, и особенно врагов, буквально срываясь от нацеленного выстрела.
Наемникам он тоже в качестве объекта вряд ли был нужен, ведь они часто пользовались его услугами. Если же ему самому от них что-нибудь было надо, он всегда хорошо платил.
Карамболю посылать за ним слежку не было смысла, он не скрывал ни цели своего визита, ни последующего маршрута. О том, что он идет на согласование действий группировок относительно друг друга знал только он и Карамболь. Тогда кто мог следить?
За свою бытность в Зоне Торсиону все же попадались враги, причем из разных группировок. Торсион был как глыба, возвышающаяся над всеми, а это очень часто раздражает, и даже тех, кого, по их же словам, дела и личность его никоим образом не задевала. На лидера, пусть даже одиночку, всегда охотятся, желая занять его место, и совершенно забывая о том, что сами, став таковым, получат лишь основное «преимущество» – место дичи в охоте уже на него самого…
Пролетели буквально считанные секунды, пока Торсион просчитывал различные варианты. Мысль о том, что он не мог определить заказчика, жгла его сознание. С исполнителями было проще: они, как правило, все походили друг на друга. Торсион вытащил ПДА, датчик движения не показал ничего подозрительного. Он сделал вид, что размышляет, куда идти, а сам отключил виброзвонок, который мог выдать его местоположение. Торсион старался идти, как ни в чем не бывало, но осторожно снял ствол с предохранителя, одновременно кашлянув, чтобы в нужный для стрельбы момент щелчок не привлёк лишнее внимание снайпера. Он отбросил размышления о возможном заказчике на потом и сосредоточился на решении текущей проблемы с исполнителем. Торсион был готов рвануть в сторону от любого отблеска и даже не свойственного местности движения – от звука выстрела скрываться будет уже слишком поздно. Если возникает выбор между пугающе неизвестностью и возможной смертью, Торсион решал идти навстречу Даме с косой, а вдруг она в очередной раз промахнется? Если от нее стараться скрыться она всегда настигнет.
Когда Торсион поравнялся с последней бетонной плитой, огораживающей заправку, то рассчитывал – и не напрасно – увидеть объект своего беспокойства. Тот, по расчетам Торсиона, должен был лежать на косогоре и при появлении своей цели сразу же сразить её наповал. Именно так и сделал бы он сам, будь на его пути враг. Торсион хорошо знал присказку, бытующую в Зоне: не беги от снайпера, умрешь уставший! – и потому решил направиться к нему навстречу.
Он резко рванул за угол, предвидя реакцию пасущего его снайпера. Тот просто не мог все время ждать его в прицеле, ему было необходимо время, хоть незначительное, для поднятия ствола. Именно этим временем и воспользовался Торсион. Он скользнул в небольшой овражек и мгновенно прополз подальше от того места, куда упал. Торсион был уже уверен, что это очень опытный снайпер, лишенный всяких человеческих эмоций, которые можно было почувствовать на расстоянии, хотя бы как обычную злобу. Скорее всего, это должен быть какой-либо профессионал с Большой земли, который работает под заказ, и которому завалить человека – что кусок хлеба отрезать. Таким людям дают высокооплачиваемые разовые заказы для серьезных операций. Но кому он мог так насолить? Торсион мысленно пролистал свою записную книжку и не нашел в ней ответа. От этого ему стало не по себе. Давно он не попадал в подобную ситуацию, когда не находил ответа на свой же вопрос.
Торсион стал бросать камешки в направлении, противоположном движению, а сам начал бесшумно подкрадываться к противнику. После этого снял защитный шлем и надел старую камуфлированную панаму, в которой часто расхаживал во время жары и временного затишья. У высококлассного снайпера, наверняка, соответствующая пушка, и от выстрела из такой не спасет и самый лучший шлем, но сможет сыграть роль хорошей приманки. Торсион решил использовать особую способность экзоскелета: чтобы слиться с местностью, он включил его мимикрическую функцию, о которой, как надеялся, никто не догадывался. Ему бы не хотелось, чтобы об этой способности экзоскелета кто-то узнал, но сейчас это могло спасти жизнь.
Он рассчитал, что если ошибется с выбором позиции у противника, то выжить, скорее всего, не удастся. Снайпер мог только незначительно изменить свое местоположение, т.к. более удачного пригорка в округе больше нет. А значит, необходимо его отвлечь и, обнаружив, моментально ликвидировать.
Торсион медленно полз к вершине овражка, рассчитав траекторию предположительного места положения снайпера. Еще несколько движений и будет пора. Торсион медленно двигал защитный шлем левой рукой чуть впереди себя, а немного в стороне двигался сам. Остающийся буквально последний рывок Торсион обозначил отвлекающим шумовым эффектом, бросив обойму с патронами в сторону подальше от себя. Мелочиться сейчас даже потерей ценных вещей было нельзя.
Торсион двинул шлем вперед и, оставив его в таком положении, быстро и бесшумно выдвинулся сам, прицеливаясь из СВУ. И вот оно – Торсион не ошибся – прямо на вершине, глядя в его сторону, и находился предполагаемый им объект.
Spoiler
9.
Опасным наблюдателем оказалась крупная псевдособака. Едва наведя на противника ствол, Торсион увидел ответную реакцию с противоположной стороны. Псевдосабака подняла голову, и теперь уже не оставалось сомнения, что это хотя и довольно пестрая их разновидность, но не так уж редко встречающийся в округе мутант. Вместе с тем, Торсион раньше не замечал, чтобы обычный зверь Зоны так мог себя вести – это им не свойственно. Или они настолько мутировали, что научились выслеживать добычу, прежде чем нападать? Тогда почему он не затаился, а лежит спокойно, как ни в чем не бывало?
Торсион медленно поднялся – происходящее уже совсем не походило ни на какую ловушку, а скорее на загадку – и, держа зверя на мушке, стал к нему приближаться. Сталкер не собирался уничтожать животное только потому, что это монстр, тем более что тот не выказывал никаких агрессивных действий. На ходу Торсион отключил мимикрическую функцию экзоскелета. Чем ближе он подходил к своему предполагаемому ранее снайперу, тем больше у него возникало подозрение, что они уже встречались, хотя говорить такое о мутантах, как о людях, не принято.
Когда Торсион приблизился метров на пять, зверь поднялся и сел на задние лапы. Торсиона как током ударило – Трезор! И как он мог не узнать своего напарника?! Впрочем, ошибиться было очень даже просто – пес изменился до неузнаваемости. Он стал каким-то пегим, с беспорядочными клоками седой шерсти, хотя кое-где проглядывал прежний окрас. Взгляд у независимого и бойкого зверя стал совершенно другим. Но самое главное, на его морде лежала метафизическая печать смерти. Такие отметины Торсион не раз замечал у людей, что чаще всего говорило о близкой гибели.
Торсион понял, почему Трезор ожидал его именно здесь. Тот знал, что сталкер его почувствует, хотя ему и пришлось изрядно поволноваться – при другом раскладе все могло повернуться значительно трагичнее. Если бы Трезор с такой измененной внешностью попытался приблизиться к Торсиону, как прежде, то, скорее всего, получил бы пулю, т.к. сразу узнать его было невозможно.
Для Торсиона было в новинку, что животные Зоны могли научиться следить. Раньше Трезор так поступал исключительно в его присутствии и лишь тогда, когда видел, что напарник не собирается нападать, а только наблюдать. Псевдопес не нападал, пока не возникнут агрессивные действия со стороны объекта слежки. А может, в них это умение всегда было заложено? Может быть, из-за беспросветной злобы к человеку они не могут проявить эту свою способность, потому что агрессия выдвигается на первый план? Вопросы сыпались один за другим, но оставался самый главный и его Торсион произнес уже вслух:
- Что же стало с тобой, мой друг? – сказал Торсион, совершенно не стесняясь такого обращения к монстру. – Мы же не виделись всего несколько дней, что же произошло, в какую переделку ты попал? – Торсион не унимался, будто ожидал от зверя человеческого ответа.
Пес понимал, что тревожит его напарника, но обратная связь была ещё слишком слаба, чтобы Торсион смог понять его.
Разумеется, Торсион знал о кровной вражде между электрохимерами и псевдособаками. Но что произошло на самом деле, вряд ли мог догадаться.
Бой между двумя противниками длился недолго. Изначально Трезор отмерил для этого события целый день, но все могло закончиться значительно раньше.
Лидера электрохимер назвали Громом за привычку пускать громкие электрические разряды при выходе из своего любимого лежбища возле входа на стадион. Место обитания Грома хорошо охранялось монолитовцами, у которых на время пробуждения лидера Химер начиналась утренняя молитва, поэтому конфликта между ними обычно не возникало. Монолитовцы во время своего ритуала ничего вокруг не замечали, для них электрохимеры не были врагами, ведь они не покушались на монолит, а Грома устраивала их ночная защита его логова.
Гром так же, как обычно, вышел на обход подконтрольной ему территории в поисках жертвы. Он понимал, что сделать это будет не так просто – наверняка, обитатели Зоны попрятались от непогоды. Но неожиданно невдалеке от выхода из своего лежбища прямо по пути следования он увидел крупного псевдопса, неподвижно сидящего на бетонной плите. Было видно, что пес тоже заметил приближение Грома, но вопреки ожиданиям хозяина территории, не бросился бежать. Поймав взгляд псевдопса, у Грома появилась полная уверенность, что тот его ждал.
Лидеру электрохимер было не свойственно раздумывать о действиях и намерениях его потенциальных жертв, но такая наглость не могла остаться безнаказанной. Следовало быстро разобраться с непрошенным гостем и отправиться на поиски более подходящего завтрака – мясо псевдопсов, на вкус Грома, было чересчур жестковато.
Гром уже понял, что это будет не охота, а поединок, но, бросившись на своего противника, даже не подозревая, какой поворот примут события.
Трезор раз за разом наносил раны врагу, и тело того уже не справлялось с регенерацией повреждений. На твердом покрытии, куда Трезор старался заманить Грома, уже виднелись кровавые разводы, которые даже не успевал дождь. Трезор ждал подходящего момента для решающего удара, который пока делать было рано – враг еще неплохо владел собой. Псевдопес выбрал практически беспроигрышную тактику, он, оставаясь на асфальте или бетоне, старался стать таким образом, чтобы Гром при прыжке приземлялся на раскисшую от постоянного дождя землю. Это давало дополнительную фору Трезору и забирало силы у, казалось бы, неутомимого противника.
Гром уже был весь в липкой грязи и черноземе, но любая химера, начав нападать, прекращает думать о чем-либо, кроме очередной атаки. Гром мог закончить такие безрассудные действия, только если бы потерял противника из виду. Но Трезор раз за разом оставался недосягаем для Грома, и всем своим видом действовал как самый мощный раздражитель.
Гром снова и снова нападал, пытаясь достать противника, но только получал очередную рану. Боли он практически не чувствовал и в начале схватки был силен и могуч, как и обычно. Но этот проклятый псевдопес никак не попадался под его когти и клыки. Грому было достаточно зацепить его хотя бы разок, а дальше тот начнет осторожничать и заранее отходить от удара – что его, в конечном итоге, и погубит – или станет медлить, а еще лучше хромать. Но нет, ничего такого не происходило, и Гром стал впадать в бешенство. Раньше с ним такого не случалось, он чаще всего поражал свою очередную жертву при первой же атаке. Потеря контроля над действиями противника, невозможность его зацепить лишили Грома рассудка. Он перестал думать о защите, хотя и раньше не особенно об этом беспокоился. Его мощный организм обычно справлялся с ранами и восстанавливался довольно быстро, особенно после трапезы над поверженным противником. Было весьма удивительно, что он – такой мощный и опытный вожак электрохимер – не нанес сопернику ни одной маломальской раны, хотя тот и применял незнакомые Грому методы боя. Неужели он переоценил свои силы и сильно недооценил и способности псевдопса?..
У Трезора внутренности огнем полыхали, так было всегда, когда происходило что-то сверхважное. Этот внутренний огонь придавал ему дополнительные силы и снимал усталость. Гром уже начал тяжело передвигаться, ему не хватало сил на могучие прыжки, и только взгляд его кровью налитых глаз говорил, что он ни за что не отступит и будет сражаться до последнего.
Но вот внезапно со стороны группы поддержки Трезора – друзей, родственников и союзников, которая до последнего момента скрывалась от посторонних глаз, послышался негодующий визг и скулеж, будто поединок принимал совершенно другой оборот. Трезор очередной раз уклонился от уже довольно неуклюжего удара врага, успев зацепить того зубами, но расслабляться не собирался. Он принял такую позицию, чтобы, не оглядываясь, видеть и противника, и боковым зрением то место, где располагались его сторонники. Они все дружно выскочили из укрытия, но смотрели не в сторону битвы, а совсем в другом направлении. Проследив за их взглядами, Трезор мгновенно понял их реакцию – к месту схватки «на всех парах» неслась ещё одна электохимера. Ее все хорошо знали как безжалостную Молнию, подругу Грома. Она не гнушалась уничтожать даже самых беззащитных щенков, чего никогда не делал сам Гром. Она давно заслужила расплату за все свои подлые дела, но всегда умудрялась уйти от справедливого возмездия.
В самый ответственный момент поединка Молния не выдержала, что над ее другом так измывается какой-то жалкий псевдопес, которых она уничтожила не один десяток, и электрохимера ринулась к своему другу на помощь. Скорее всего, она и не видела зрителей, заинтересованных в победе Трезора – те располагались на противоположной стороне, – а когда решила напасть, отступать было уже поздно. Такое вмешательство второй электрохимеры противоречило всем правилам боя и вносило дисгармонию и численный перевес в поединок один на один.
Трезор моментально прикинул, что если он не сможет до вступления в бой Молнии покончить с Громом, то его сторонники не останутся в стороне, ведь бой в любом случае не будет засчитан как поединок. А если так, то его братья по крови смогут нападать в любой момент по своему усмотрению, и, как велит кодекс чести псевдособак, биться до последнего, своих в беде не оставлять и, в зависимости от обстоятельств, принять смерть или разделить добычу. И Трезор, отбросив мысли о защите, бросился прямо на Грома, пытаясь достать до самого уязвимого места. Он получил скользящий удар передней лапой, но все же схватил что было сил врага за шею. Удар не был достаточно подготовлен, Трезор не успел как следует вцепиться в нацеленное место, и Гром, резко рванувшись всем телом в сторону, мощным рывком сбросил псевдопса.
Тот неудачно приземлился, сбив дыхание. Но все это было мелочью по сравнению с тем, что его враг не погиб, а, только брызгая кровью и задыхаясь, стоял, широко расставив лапы – видимо, решил сделать небольшую передышку, т.к. ему требовалось время для восстановления. Но взгляд Грома говорил, что он в любую минуту будет готов броситься добивать Трезора. Псевдопес оценил силу противника и с удивлением поймал себя на мысли о том, что хотел бы иметь в друзьях таких бойцов…
Молния уже подоспела к месту событий и начала зализать раны Грома. Трезор понял, что проиграл, не выполнив своей задачи в поединке. В одночасье он потерял все. Да, он остался в живых, но белый свет ему же был не мил. Отчаянье сковало действия и лишило Трезора воли. Его сознание было надломлено, и он даже не желал вставать, хотя уже оправился от удара и мог драться, как и раньше. Он был готов к смерти, но не к такому позору. Именно сейчас он понял, что и его предшественники могли попасть в подобную ситуацию, из которой не было выхода, а он был неправ, порой упрекая их в малодушии.
Трезор медленно сел на задние лапы, не имея никакого стимула продолжать бой, он уже был повержен как боец, который не смог победить врага, и все остальное для него перестало иметь значение. Он не выполнил задачу всей жизни и в любом случае стал одиночкой. Ему уже нельзя будет проводить время со стаей, или даже с отдельными индивидами – друзьями и родственниками, он обязан стать изгоем. Таков закон предков и не ему его менять. Трезор приготовился к физической смерти, ведь его дух уже был убит.
9.
Опасным наблюдателем оказалась крупная псевдособака. Едва наведя на противника ствол, Торсион увидел ответную реакцию с противоположной стороны. Псевдосабака подняла голову, и теперь уже не оставалось сомнения, что это хотя и довольно пестрая их разновидность, но не так уж редко встречающийся в округе мутант. Вместе с тем, Торсион раньше не замечал, чтобы обычный зверь Зоны так мог себя вести – это им не свойственно. Или они настолько мутировали, что научились выслеживать добычу, прежде чем нападать? Тогда почему он не затаился, а лежит спокойно, как ни в чем не бывало?
Торсион медленно поднялся – происходящее уже совсем не походило ни на какую ловушку, а скорее на загадку – и, держа зверя на мушке, стал к нему приближаться. Сталкер не собирался уничтожать животное только потому, что это монстр, тем более что тот не выказывал никаких агрессивных действий. На ходу Торсион отключил мимикрическую функцию экзоскелета. Чем ближе он подходил к своему предполагаемому ранее снайперу, тем больше у него возникало подозрение, что они уже встречались, хотя говорить такое о мутантах, как о людях, не принято.
Когда Торсион приблизился метров на пять, зверь поднялся и сел на задние лапы. Торсиона как током ударило – Трезор! И как он мог не узнать своего напарника?! Впрочем, ошибиться было очень даже просто – пес изменился до неузнаваемости. Он стал каким-то пегим, с беспорядочными клоками седой шерсти, хотя кое-где проглядывал прежний окрас. Взгляд у независимого и бойкого зверя стал совершенно другим. Но самое главное, на его морде лежала метафизическая печать смерти. Такие отметины Торсион не раз замечал у людей, что чаще всего говорило о близкой гибели.
Торсион понял, почему Трезор ожидал его именно здесь. Тот знал, что сталкер его почувствует, хотя ему и пришлось изрядно поволноваться – при другом раскладе все могло повернуться значительно трагичнее. Если бы Трезор с такой измененной внешностью попытался приблизиться к Торсиону, как прежде, то, скорее всего, получил бы пулю, т.к. сразу узнать его было невозможно.
Для Торсиона было в новинку, что животные Зоны могли научиться следить. Раньше Трезор так поступал исключительно в его присутствии и лишь тогда, когда видел, что напарник не собирается нападать, а только наблюдать. Псевдопес не нападал, пока не возникнут агрессивные действия со стороны объекта слежки. А может, в них это умение всегда было заложено? Может быть, из-за беспросветной злобы к человеку они не могут проявить эту свою способность, потому что агрессия выдвигается на первый план? Вопросы сыпались один за другим, но оставался самый главный и его Торсион произнес уже вслух:
- Что же стало с тобой, мой друг? – сказал Торсион, совершенно не стесняясь такого обращения к монстру. – Мы же не виделись всего несколько дней, что же произошло, в какую переделку ты попал? – Торсион не унимался, будто ожидал от зверя человеческого ответа.
Пес понимал, что тревожит его напарника, но обратная связь была ещё слишком слаба, чтобы Торсион смог понять его.
Разумеется, Торсион знал о кровной вражде между электрохимерами и псевдособаками. Но что произошло на самом деле, вряд ли мог догадаться.
Бой между двумя противниками длился недолго. Изначально Трезор отмерил для этого события целый день, но все могло закончиться значительно раньше.
Лидера электрохимер назвали Громом за привычку пускать громкие электрические разряды при выходе из своего любимого лежбища возле входа на стадион. Место обитания Грома хорошо охранялось монолитовцами, у которых на время пробуждения лидера Химер начиналась утренняя молитва, поэтому конфликта между ними обычно не возникало. Монолитовцы во время своего ритуала ничего вокруг не замечали, для них электрохимеры не были врагами, ведь они не покушались на монолит, а Грома устраивала их ночная защита его логова.
Гром так же, как обычно, вышел на обход подконтрольной ему территории в поисках жертвы. Он понимал, что сделать это будет не так просто – наверняка, обитатели Зоны попрятались от непогоды. Но неожиданно невдалеке от выхода из своего лежбища прямо по пути следования он увидел крупного псевдопса, неподвижно сидящего на бетонной плите. Было видно, что пес тоже заметил приближение Грома, но вопреки ожиданиям хозяина территории, не бросился бежать. Поймав взгляд псевдопса, у Грома появилась полная уверенность, что тот его ждал.
Лидеру электрохимер было не свойственно раздумывать о действиях и намерениях его потенциальных жертв, но такая наглость не могла остаться безнаказанной. Следовало быстро разобраться с непрошенным гостем и отправиться на поиски более подходящего завтрака – мясо псевдопсов, на вкус Грома, было чересчур жестковато.
Гром уже понял, что это будет не охота, а поединок, но, бросившись на своего противника, даже не подозревая, какой поворот примут события.
Трезор раз за разом наносил раны врагу, и тело того уже не справлялось с регенерацией повреждений. На твердом покрытии, куда Трезор старался заманить Грома, уже виднелись кровавые разводы, которые даже не успевал дождь. Трезор ждал подходящего момента для решающего удара, который пока делать было рано – враг еще неплохо владел собой. Псевдопес выбрал практически беспроигрышную тактику, он, оставаясь на асфальте или бетоне, старался стать таким образом, чтобы Гром при прыжке приземлялся на раскисшую от постоянного дождя землю. Это давало дополнительную фору Трезору и забирало силы у, казалось бы, неутомимого противника.
Гром уже был весь в липкой грязи и черноземе, но любая химера, начав нападать, прекращает думать о чем-либо, кроме очередной атаки. Гром мог закончить такие безрассудные действия, только если бы потерял противника из виду. Но Трезор раз за разом оставался недосягаем для Грома, и всем своим видом действовал как самый мощный раздражитель.
Гром снова и снова нападал, пытаясь достать противника, но только получал очередную рану. Боли он практически не чувствовал и в начале схватки был силен и могуч, как и обычно. Но этот проклятый псевдопес никак не попадался под его когти и клыки. Грому было достаточно зацепить его хотя бы разок, а дальше тот начнет осторожничать и заранее отходить от удара – что его, в конечном итоге, и погубит – или станет медлить, а еще лучше хромать. Но нет, ничего такого не происходило, и Гром стал впадать в бешенство. Раньше с ним такого не случалось, он чаще всего поражал свою очередную жертву при первой же атаке. Потеря контроля над действиями противника, невозможность его зацепить лишили Грома рассудка. Он перестал думать о защите, хотя и раньше не особенно об этом беспокоился. Его мощный организм обычно справлялся с ранами и восстанавливался довольно быстро, особенно после трапезы над поверженным противником. Было весьма удивительно, что он – такой мощный и опытный вожак электрохимер – не нанес сопернику ни одной маломальской раны, хотя тот и применял незнакомые Грому методы боя. Неужели он переоценил свои силы и сильно недооценил и способности псевдопса?..
У Трезора внутренности огнем полыхали, так было всегда, когда происходило что-то сверхважное. Этот внутренний огонь придавал ему дополнительные силы и снимал усталость. Гром уже начал тяжело передвигаться, ему не хватало сил на могучие прыжки, и только взгляд его кровью налитых глаз говорил, что он ни за что не отступит и будет сражаться до последнего.
Но вот внезапно со стороны группы поддержки Трезора – друзей, родственников и союзников, которая до последнего момента скрывалась от посторонних глаз, послышался негодующий визг и скулеж, будто поединок принимал совершенно другой оборот. Трезор очередной раз уклонился от уже довольно неуклюжего удара врага, успев зацепить того зубами, но расслабляться не собирался. Он принял такую позицию, чтобы, не оглядываясь, видеть и противника, и боковым зрением то место, где располагались его сторонники. Они все дружно выскочили из укрытия, но смотрели не в сторону битвы, а совсем в другом направлении. Проследив за их взглядами, Трезор мгновенно понял их реакцию – к месту схватки «на всех парах» неслась ещё одна электохимера. Ее все хорошо знали как безжалостную Молнию, подругу Грома. Она не гнушалась уничтожать даже самых беззащитных щенков, чего никогда не делал сам Гром. Она давно заслужила расплату за все свои подлые дела, но всегда умудрялась уйти от справедливого возмездия.
В самый ответственный момент поединка Молния не выдержала, что над ее другом так измывается какой-то жалкий псевдопес, которых она уничтожила не один десяток, и электрохимера ринулась к своему другу на помощь. Скорее всего, она и не видела зрителей, заинтересованных в победе Трезора – те располагались на противоположной стороне, – а когда решила напасть, отступать было уже поздно. Такое вмешательство второй электрохимеры противоречило всем правилам боя и вносило дисгармонию и численный перевес в поединок один на один.
Трезор моментально прикинул, что если он не сможет до вступления в бой Молнии покончить с Громом, то его сторонники не останутся в стороне, ведь бой в любом случае не будет засчитан как поединок. А если так, то его братья по крови смогут нападать в любой момент по своему усмотрению, и, как велит кодекс чести псевдособак, биться до последнего, своих в беде не оставлять и, в зависимости от обстоятельств, принять смерть или разделить добычу. И Трезор, отбросив мысли о защите, бросился прямо на Грома, пытаясь достать до самого уязвимого места. Он получил скользящий удар передней лапой, но все же схватил что было сил врага за шею. Удар не был достаточно подготовлен, Трезор не успел как следует вцепиться в нацеленное место, и Гром, резко рванувшись всем телом в сторону, мощным рывком сбросил псевдопса.
Тот неудачно приземлился, сбив дыхание. Но все это было мелочью по сравнению с тем, что его враг не погиб, а, только брызгая кровью и задыхаясь, стоял, широко расставив лапы – видимо, решил сделать небольшую передышку, т.к. ему требовалось время для восстановления. Но взгляд Грома говорил, что он в любую минуту будет готов броситься добивать Трезора. Псевдопес оценил силу противника и с удивлением поймал себя на мысли о том, что хотел бы иметь в друзьях таких бойцов…
Молния уже подоспела к месту событий и начала зализать раны Грома. Трезор понял, что проиграл, не выполнив своей задачи в поединке. В одночасье он потерял все. Да, он остался в живых, но белый свет ему же был не мил. Отчаянье сковало действия и лишило Трезора воли. Его сознание было надломлено, и он даже не желал вставать, хотя уже оправился от удара и мог драться, как и раньше. Он был готов к смерти, но не к такому позору. Именно сейчас он понял, что и его предшественники могли попасть в подобную ситуацию, из которой не было выхода, а он был неправ, порой упрекая их в малодушии.
Трезор медленно сел на задние лапы, не имея никакого стимула продолжать бой, он уже был повержен как боец, который не смог победить врага, и все остальное для него перестало иметь значение. Он не выполнил задачу всей жизни и в любом случае стал одиночкой. Ему уже нельзя будет проводить время со стаей, или даже с отдельными индивидами – друзьями и родственниками, он обязан стать изгоем. Таков закон предков и не ему его менять. Трезор приготовился к физической смерти, ведь его дух уже был убит.
Spoiler
10.
Но вот внутри его сознания что-то резко переключилось, ведь он не вправе просто так сидеть, пока враги живы, он должен хоть как-то попытаться разрешить внезапно возникшую ситуацию. Конечно, он не устоит против двоих, но это и не важно. Он только на время потерял контроль над своим сознанием из-за того, что такого развития событий никак не ожидал. Ждать смерти и бездействовать он не привык и потому решил идти ей навстречу и принять уже вовсе неравный бой.
Трезор заметил, что Гром задыхается от усталости и гнева, видел и то, что почти перестала течь кровь из его шеи – так хорошо постаралась Молния. Нет, он не даст его «зашить» полностью, теперь это война, в которой должен остаться в живых только один победитель. И Трезор вновь встал, полон сил и жажды рвать уже их обоих. Он решил броситься на Грома, нацелившись на его шею, и теперь видел только ее. Уже некогда играть в постепенное кровопускание и медленно подрезать врага, есть только попытка, и возможно последняя, на смертельный удар, который можно нанести или получить. Теперь он Грома не отпустит и будет висеть не этой гнусной шее и рвать ее, пока сможет, пока будет дышать. Он был уверен, что Молния попытается разорвать Трезора, но его челюсти, подвластные воле разума смогут сжиматься, даже если она отгрызет его туловище от головы.
Он вскочил молча, не издавая звука – раз эти твари решили расправиться с ним вдвоем, не стоит предупреждать их об атаке. Это был очередной прием, перенятый им у Торсиона. Трезор сделал все правильно и, благодаря молчаливому рывку, сумел набрать скорость для атаки. В самый последний момент он увидел, что Молния заметила его рывок и бросилась навстречу. Трезор, хотя и увернулся от ее удара, но понял, что она намного ловчее своего друга – ее когтистые лапы пролетели возле самого его носа, и если бы он не пригнул голову… Уклонившись от Молнии, Трезор мгновенно прыгнул на Грома. Время для него словно остановилось, он как будто двигался в несколько раз быстрее и острее стал чувствовать все вокруг.
Трезор сразу не понял, каким образом Гром умудрился в последний момент опустить голову, и ему, Трезору, вместо шеи достался глаз и ухо врага, но таких повреждений было недостаточно для убийства. Трезор из-за неожиданного промаха перелетел через Грома и, развернувшись, собирался напасть снова, теперь уже с другой стороны. Необходимо было произвести очередную атаку, уже более эффективную, тем более что Молния пока ему в этом не помешает – она, набрав скорость при атаке на Трезора, пролетела твердое покрытие и погрузилась в глубокое раскисшее месиво, из которого не сразу выберется.
Но Гром вдруг завыл от боли, и Трезор не мог поверить, что его противник может издавать так беспомощные звуки. Только развернувшись после скользящего укуса головы Грома, Трезор увидел, что произошло. Все самки стаи, словно по команде, вцепились тому в бок, шею, живот, гениталии, и им помогали уже окрепшие подростки. Теперь Трезор понял, почему он неожиданно промахнулся – все самки его стаи повисли на противнике, и тот, не выдержав такого веса, наклонился.
Гром от бессилия повалился на бок и только беспорядочно махал в воздухе лапами, а стая остервенело рвала его на части. Они нахватались адреналина как зрители во время поединка, и теперь энергия требовала выхода и рвалась наружу в виде мощных укусов и рывков живой плоти врага. Правда, некоторых менее осторожных враг успевал зацепить лапами, но удары были не прицельные и смертельных ран не наносили. Трезор немного растерялся, ему даже не оставалось места для атаки, но, впрочем, этого уже и не требовалось – Гром начинал хрипеть в предсмертных судорогах. С ним было практически покончено.
Все произошло слишком быстро. Однако Трезор не забывал и про Молнию, которая выбиралась из грязи на твердое покрытие. Но Трезор и здесь не успел – все самцы в отместку за гибель своих отцов, сыновей и внуков бросились на нее с двух сторон. Ее две головы не могли справиться с таким количеством нападавших, да и в защите, как известно, химеры – не бойцы. Все произошло за считанные секунды: она пыталась вырваться, но ей даже не дали сдвинуться с места. Среди самцов стаи не оказалось желающих сделать поблажку даме, и они рвали ее на части с особым остервенением.
Бой был быстро закончен с общей победой псевдособак, которая, вместе с тем, обернулась полной катастрофой для самого Трезора.
Ну что ж, у него теперь есть достойный преемник – Вихрь, прозванный так за умение кружить вокруг противника, не попадаясь под удар или выстрел. Трезор гордился тем, что этот навык, совершенно не свойственный для псевдопсов, Вихрь перенял у него. Молодой псевдопес схватывал на лету опыт как соплеменников, так и врагов. Ко всему прочему, он раньше своих ровесников обнаружил способности мысленного воздействия на рассудок противника, и потому был выделен на совете стаи среди других претендентов как будущий её предводитель. Вихрь великолепно проявил себя в сегодняшнем бою, и возможно, когда придет Время, сможет достойно исполнить долг предков и его, Трезора…
Он, так и не продолжив намеченную атаку, остался сидеть на месте. Это был первый случай, когда Трезор оказался в стороне при завершении битвы своих соплеменников с врагом.
Он осмотрел поле боя и заметил, что среди его соплеменников тоже были потери – несколько подранков и двое убитых из молодняка. Молния все-таки зацепила их своими страшными когтями и распорола почти напополам. Подранков залечили, над погибшими произвели ритуал, совершенно не понятный непосвященным, и обгрызли лучшие куски от обоих Химер. Трезору оставили им особо любимые потроха. После этого вся стая села напротив Трезора и молча просидела некоторое время. Первым встал Вихрь, теперь он новый вожак стаи. Когда-то Трезор перенял права этот ответственный пост почти в таком же возрасте. Времена меняются, а традиции остаются, они должны быть неукоснительно сохранены. Ни у кого не было сожаления о случившемся, всем все было понятно.
Его, теперь уже его бывшая, стая медленно уходила. Трезор еще посидел некоторое время и подошел к останкам врагов. Его команда неплохо над ними потрудилась – на асфальте, куда их вытащили, виднелись аккуратно обглоданные кости. Есть ему совершенно не хотелось, ведь совсем недавно ему не хотелось и жить. Он по очереди подошел к своим погибшим соплеменникам, обнюхивая и осматривая их. По полученным ими страшным ранам было видно, что спасти их было невозможно.
Внезапно в душе у Трезора проснулось совершенно неизведанное ранее чувство, и он сел, задумавшись над этой новостью. Спешить ему теперь некуда, обязанностей вроде тоже нет, хотя он вспомнил лишь одну – обязанность напарника. Торсион в данный момент не нуждался в нем, он проводил время в беседе с Карамболем. Но может именно сейчас стоит поискать другой путь развития событий, может, через Торсиона получится стать для людей не проклятыми мутантами, а обычными животными, с которыми стоит считаться, а не просто истреблять. Трезор твердо решил вернуться в строй бойцом, но на другом уровне – на уровне друга человека.
А что, собственно, их так сильно рознит? У них общая кровь, мясо и кости, остальное лишь отличие видов, на которое не стоит списывать вражду. Мудрость проявляется в моменты полной изоляции и потери всех идеалов. Нужно смелее идти друг другу навстречу, не смотря ни на что. Трезор готов сделать первый шаг, а для этого он решил посвятить себя первому ритуалу, заимствованному у людей – он решил похоронить своих погибших собратьев. Члены его стаи погибли в бою, не отступив, не струсив, и над их телами надлежало совершить соответствующий ритуал. Их останки были достойны упокоиться с честью, а не остаться на радость падальщикам, особенно воронам, которых Трезор терпеть не мог.
Хотя земля была податлива, приходилось делать довольно большую яму, т.к. она постоянно затягивалась сползающей жижей и заполнялась водой. Трезор знал, что в воду люди обычно не хоронят. Теперь дождь был ему помехой, ведь у Трезора появилась новая задача, выполнению которой тот мешал. Псевдопес сел на ту же плиту, где совсем недавно дожидался Грома, и стал ждать окончания дождя.
Погода, в самом начале соответствуя битве, будто встрепенулась и начала меняться в лучшую сторону. Солнце, не заставив себя долго ждать, вышло из-за поредевших туч. Вначале, словно застенчивая девушка, светило незаметно выглядывало через вуаль посветлевших облаков, но довольно быстро начало освещать всю округу. Легкий ветерок, еще совсем недавно сопутствовавший промозглому дождю в его бесчинстве, сменил гнев на милость и начал помогать солнышку сушить раскисшую после дождя землю.
Трезор снова вспомнил людей. Нет, они бы никогда не выбрали для захоронения эту низину, часто затапливаемую водой. Пес решил найти более подходящее место для своих погибших соплеменников. Он подыскал небольшой холм, который ввиду расположения и покрытия плотной травой менее всего пострадал от дождя. Вот где будут покоиться его собратья, и впредь он будет действовать также…
Трезор трудился весь остаток дня, когда тащил своих погибших братьев в выкопанную им могилу. Со стороны могло показаться, что он собрался ими полакомиться в укромном месте, будто какой-то каннибал. Когда с захоронением было покончено, Трезор вернулся к трупам врагов и подкрепился их потрохами. Этот день забрал у него очень много сил, и ему оставалось только утолить жажду и устроиться на отдых.
Солнце клонилось к закату и его лучи уже не слепили, как в полдень. Трезор утолил жажду и подыскал неплохую лежанку на ночь. Спал он, как обычно, спокойно, но чутко. Утро выдалось теплое и веселое от пения птиц. Во сне к нему пришла еще одна идея, что следовало бы устраивать бой при обстановке, близкой к арене у людей, где исключена помощь извне. Тысячу раз были правы двуногие, что придумали именно такой вид поединка. Трезор неплохо учил своего преемника и, возможно, тот сам дойдет до того же решения, тем более, что всю обстановку во время боя и его результат он видел сам.
У Трезора было довольно неплохое настроение для переродившегося животного, чтобы продолжить новую жизнь. Был сброшен груз обязанностей, висевший над ним, как на главе стаи. Трезор с новыми силами, совершенно не чувствуя усталости вчерашнего насыщенного событиями дня, подошел к водоему и наклонил голову к самому источнику. И вдруг резко отшатнулся – из воды на него смотрел незнакомый матерый зверь. Ночь и вчерашние переживания не прошли незаметно, он до неузнаваемости изменил окрас. В таком виде являться к Торсиону небезопасно, лучше, если тот сам его выследит, как наблюдателя.
10.
Но вот внутри его сознания что-то резко переключилось, ведь он не вправе просто так сидеть, пока враги живы, он должен хоть как-то попытаться разрешить внезапно возникшую ситуацию. Конечно, он не устоит против двоих, но это и не важно. Он только на время потерял контроль над своим сознанием из-за того, что такого развития событий никак не ожидал. Ждать смерти и бездействовать он не привык и потому решил идти ей навстречу и принять уже вовсе неравный бой.
Трезор заметил, что Гром задыхается от усталости и гнева, видел и то, что почти перестала течь кровь из его шеи – так хорошо постаралась Молния. Нет, он не даст его «зашить» полностью, теперь это война, в которой должен остаться в живых только один победитель. И Трезор вновь встал, полон сил и жажды рвать уже их обоих. Он решил броситься на Грома, нацелившись на его шею, и теперь видел только ее. Уже некогда играть в постепенное кровопускание и медленно подрезать врага, есть только попытка, и возможно последняя, на смертельный удар, который можно нанести или получить. Теперь он Грома не отпустит и будет висеть не этой гнусной шее и рвать ее, пока сможет, пока будет дышать. Он был уверен, что Молния попытается разорвать Трезора, но его челюсти, подвластные воле разума смогут сжиматься, даже если она отгрызет его туловище от головы.
Он вскочил молча, не издавая звука – раз эти твари решили расправиться с ним вдвоем, не стоит предупреждать их об атаке. Это был очередной прием, перенятый им у Торсиона. Трезор сделал все правильно и, благодаря молчаливому рывку, сумел набрать скорость для атаки. В самый последний момент он увидел, что Молния заметила его рывок и бросилась навстречу. Трезор, хотя и увернулся от ее удара, но понял, что она намного ловчее своего друга – ее когтистые лапы пролетели возле самого его носа, и если бы он не пригнул голову… Уклонившись от Молнии, Трезор мгновенно прыгнул на Грома. Время для него словно остановилось, он как будто двигался в несколько раз быстрее и острее стал чувствовать все вокруг.
Трезор сразу не понял, каким образом Гром умудрился в последний момент опустить голову, и ему, Трезору, вместо шеи достался глаз и ухо врага, но таких повреждений было недостаточно для убийства. Трезор из-за неожиданного промаха перелетел через Грома и, развернувшись, собирался напасть снова, теперь уже с другой стороны. Необходимо было произвести очередную атаку, уже более эффективную, тем более что Молния пока ему в этом не помешает – она, набрав скорость при атаке на Трезора, пролетела твердое покрытие и погрузилась в глубокое раскисшее месиво, из которого не сразу выберется.
Но Гром вдруг завыл от боли, и Трезор не мог поверить, что его противник может издавать так беспомощные звуки. Только развернувшись после скользящего укуса головы Грома, Трезор увидел, что произошло. Все самки стаи, словно по команде, вцепились тому в бок, шею, живот, гениталии, и им помогали уже окрепшие подростки. Теперь Трезор понял, почему он неожиданно промахнулся – все самки его стаи повисли на противнике, и тот, не выдержав такого веса, наклонился.
Гром от бессилия повалился на бок и только беспорядочно махал в воздухе лапами, а стая остервенело рвала его на части. Они нахватались адреналина как зрители во время поединка, и теперь энергия требовала выхода и рвалась наружу в виде мощных укусов и рывков живой плоти врага. Правда, некоторых менее осторожных враг успевал зацепить лапами, но удары были не прицельные и смертельных ран не наносили. Трезор немного растерялся, ему даже не оставалось места для атаки, но, впрочем, этого уже и не требовалось – Гром начинал хрипеть в предсмертных судорогах. С ним было практически покончено.
Все произошло слишком быстро. Однако Трезор не забывал и про Молнию, которая выбиралась из грязи на твердое покрытие. Но Трезор и здесь не успел – все самцы в отместку за гибель своих отцов, сыновей и внуков бросились на нее с двух сторон. Ее две головы не могли справиться с таким количеством нападавших, да и в защите, как известно, химеры – не бойцы. Все произошло за считанные секунды: она пыталась вырваться, но ей даже не дали сдвинуться с места. Среди самцов стаи не оказалось желающих сделать поблажку даме, и они рвали ее на части с особым остервенением.
Бой был быстро закончен с общей победой псевдособак, которая, вместе с тем, обернулась полной катастрофой для самого Трезора.
Ну что ж, у него теперь есть достойный преемник – Вихрь, прозванный так за умение кружить вокруг противника, не попадаясь под удар или выстрел. Трезор гордился тем, что этот навык, совершенно не свойственный для псевдопсов, Вихрь перенял у него. Молодой псевдопес схватывал на лету опыт как соплеменников, так и врагов. Ко всему прочему, он раньше своих ровесников обнаружил способности мысленного воздействия на рассудок противника, и потому был выделен на совете стаи среди других претендентов как будущий её предводитель. Вихрь великолепно проявил себя в сегодняшнем бою, и возможно, когда придет Время, сможет достойно исполнить долг предков и его, Трезора…
Он, так и не продолжив намеченную атаку, остался сидеть на месте. Это был первый случай, когда Трезор оказался в стороне при завершении битвы своих соплеменников с врагом.
Он осмотрел поле боя и заметил, что среди его соплеменников тоже были потери – несколько подранков и двое убитых из молодняка. Молния все-таки зацепила их своими страшными когтями и распорола почти напополам. Подранков залечили, над погибшими произвели ритуал, совершенно не понятный непосвященным, и обгрызли лучшие куски от обоих Химер. Трезору оставили им особо любимые потроха. После этого вся стая села напротив Трезора и молча просидела некоторое время. Первым встал Вихрь, теперь он новый вожак стаи. Когда-то Трезор перенял права этот ответственный пост почти в таком же возрасте. Времена меняются, а традиции остаются, они должны быть неукоснительно сохранены. Ни у кого не было сожаления о случившемся, всем все было понятно.
Его, теперь уже его бывшая, стая медленно уходила. Трезор еще посидел некоторое время и подошел к останкам врагов. Его команда неплохо над ними потрудилась – на асфальте, куда их вытащили, виднелись аккуратно обглоданные кости. Есть ему совершенно не хотелось, ведь совсем недавно ему не хотелось и жить. Он по очереди подошел к своим погибшим соплеменникам, обнюхивая и осматривая их. По полученным ими страшным ранам было видно, что спасти их было невозможно.
Внезапно в душе у Трезора проснулось совершенно неизведанное ранее чувство, и он сел, задумавшись над этой новостью. Спешить ему теперь некуда, обязанностей вроде тоже нет, хотя он вспомнил лишь одну – обязанность напарника. Торсион в данный момент не нуждался в нем, он проводил время в беседе с Карамболем. Но может именно сейчас стоит поискать другой путь развития событий, может, через Торсиона получится стать для людей не проклятыми мутантами, а обычными животными, с которыми стоит считаться, а не просто истреблять. Трезор твердо решил вернуться в строй бойцом, но на другом уровне – на уровне друга человека.
А что, собственно, их так сильно рознит? У них общая кровь, мясо и кости, остальное лишь отличие видов, на которое не стоит списывать вражду. Мудрость проявляется в моменты полной изоляции и потери всех идеалов. Нужно смелее идти друг другу навстречу, не смотря ни на что. Трезор готов сделать первый шаг, а для этого он решил посвятить себя первому ритуалу, заимствованному у людей – он решил похоронить своих погибших собратьев. Члены его стаи погибли в бою, не отступив, не струсив, и над их телами надлежало совершить соответствующий ритуал. Их останки были достойны упокоиться с честью, а не остаться на радость падальщикам, особенно воронам, которых Трезор терпеть не мог.
Хотя земля была податлива, приходилось делать довольно большую яму, т.к. она постоянно затягивалась сползающей жижей и заполнялась водой. Трезор знал, что в воду люди обычно не хоронят. Теперь дождь был ему помехой, ведь у Трезора появилась новая задача, выполнению которой тот мешал. Псевдопес сел на ту же плиту, где совсем недавно дожидался Грома, и стал ждать окончания дождя.
Погода, в самом начале соответствуя битве, будто встрепенулась и начала меняться в лучшую сторону. Солнце, не заставив себя долго ждать, вышло из-за поредевших туч. Вначале, словно застенчивая девушка, светило незаметно выглядывало через вуаль посветлевших облаков, но довольно быстро начало освещать всю округу. Легкий ветерок, еще совсем недавно сопутствовавший промозглому дождю в его бесчинстве, сменил гнев на милость и начал помогать солнышку сушить раскисшую после дождя землю.
Трезор снова вспомнил людей. Нет, они бы никогда не выбрали для захоронения эту низину, часто затапливаемую водой. Пес решил найти более подходящее место для своих погибших соплеменников. Он подыскал небольшой холм, который ввиду расположения и покрытия плотной травой менее всего пострадал от дождя. Вот где будут покоиться его собратья, и впредь он будет действовать также…
Трезор трудился весь остаток дня, когда тащил своих погибших братьев в выкопанную им могилу. Со стороны могло показаться, что он собрался ими полакомиться в укромном месте, будто какой-то каннибал. Когда с захоронением было покончено, Трезор вернулся к трупам врагов и подкрепился их потрохами. Этот день забрал у него очень много сил, и ему оставалось только утолить жажду и устроиться на отдых.
Солнце клонилось к закату и его лучи уже не слепили, как в полдень. Трезор утолил жажду и подыскал неплохую лежанку на ночь. Спал он, как обычно, спокойно, но чутко. Утро выдалось теплое и веселое от пения птиц. Во сне к нему пришла еще одна идея, что следовало бы устраивать бой при обстановке, близкой к арене у людей, где исключена помощь извне. Тысячу раз были правы двуногие, что придумали именно такой вид поединка. Трезор неплохо учил своего преемника и, возможно, тот сам дойдет до того же решения, тем более, что всю обстановку во время боя и его результат он видел сам.
У Трезора было довольно неплохое настроение для переродившегося животного, чтобы продолжить новую жизнь. Был сброшен груз обязанностей, висевший над ним, как на главе стаи. Трезор с новыми силами, совершенно не чувствуя усталости вчерашнего насыщенного событиями дня, подошел к водоему и наклонил голову к самому источнику. И вдруг резко отшатнулся – из воды на него смотрел незнакомый матерый зверь. Ночь и вчерашние переживания не прошли незаметно, он до неузнаваемости изменил окрас. В таком виде являться к Торсиону небезопасно, лучше, если тот сам его выследит, как наблюдателя.
Изменено: 6erkhan, 14 Февраль 2014 - 19:50
0 пользователей читают эту тему
0 пользователей, 0 гостей, 0 невидимых
Цитировать выбранные сообщения Очистить