Посвящается Киллерам: Тимуру (Доку), Владу (Элиту), Михасу, Брюсу и всем остальным, кого помню не так хорошо (потому как они не были в Совете), но искренне благодарен за всё то время, когда мы были вместе.
А также Спарте за то, что приняли меня в свою дружную семью.
Выхода нет
Беспощадное солнце, как и многие тысячи лет до этого дня, буквально прожаривало сухую, всю в трещинах землю. Здесь, в пустыне Гибсона, в одной из самых жарких частей Австралии, мало что росло, а дожди были редкостью. Низкая пожухлая трава, невысокие колючие кусты да шары перекати-поля, которые знойный ветер гонял по песку – вот и всё, что ждало здесь зверя или человека. В этой части пустыни дикий ландшафт несколько разбавляли следы пребывания людей: старые, во многих местах проржавевшие, кое-где покосившиеся ангары, домики, склады, какие-то сложные на вид приборы. Это была метеорологическая станция Джайлса, названная в честь руководителя первой исследовательской экспедиции, отправившейся в этот негостеприимный край. До недавнего времени станция стояла заброшенной – в мире, раздираемом войнами за ресурсы, всё больше становилось не до исследований, не связанных с новыми видами оружия. Но когда геологи обнаружили в этой части пустыни залежи ценных минералов, ситуация кардинально изменилась. Теперь и эта территория, и сама станция стали объектом пристального интереса транснациональных Корпораций. Животные всегда жили здесь, они не знали других мест. Но люди, уже давно летавшие по воздуху быстрее любой птицы, легко могли бы поселиться и в более приятных частях планеты. И всё же людям не просто нужна была эта земля. Они готовы были за неё убивать…
Грохот выстрелов, лязг орудий и других механизмов боевых машин, надрывный рёв работающих на пределе двигателей, раскаты взрывов – все эти звуки разносились по пустынной равнине на много километров вокруг. Воронки, оставленные снарядами и пролетевшими мимо цели ракетами, спёкшийся от колоссальной температуры лазерного излучения в некое подобие стекла песок, чадящая удушливым дымом горящего пластика и топлива подбитая техника, вспыхивавшая, словно спичка, подожжённая случайным выстрелом растительность – вот что творилось на поле боя. А ещё по нему, оставляя на земле глубокие колеи, проносились самые разные боевые машины. Медленно, величественно и неудержимо ползли вперёд громады бронированных штурмовых машин – десятки тонн сверхпрочных сплавов, укрывавших под собой самое совершенное оружие, которое только сумело создать человечество для уничтожения себя самого. Приводившие их в движение мощнейшие двигатели потребляли столько топлива, что на эти деньги, наверное, можно было бы оказать гуманитарную, да и любую другую помощь какой-нибудь деревушке местных аборигенов, постепенно исчезавших с лица Земли под неудержимым натиском прогресса. Но владельцев штурмовых машин – гигантские транснациональные Корпорации – судьбы людей, а уж тем более каких-то «грязных дикарей», волновали меньше всего. Гораздо быстрее БШМов, которым с их бронированием и огневой мощью некуда было торопиться, мчались боевые разведывательные машины. Крошечные, немногим больше гражданского спортивного автомобиля, они тоже в своём роде были вершиной инженерной мысли. Уместить в столь маленький корпус довольно мощное оружие, боезапас к нему, двигатель, способный разогнать машину до сотни километров в час за считанные секунды, запас топлива, рулевое управление и все прочие необходимые агрегаты, да ещё и про водителя не забыть – вот какая задача стояла перед инженерами-конструкторами. И они, судя по происходящему на поле боя, справились с ней вполне успешно. БРМы как ветер проносились мимо тяжёлых штурмовых машин, лихо тормозили – из-под колёс вырывались облачка дыма от стиравшихся покрышек, летели фонтаны песка – и, быстро развернув башню в сторону противника, открывали огонь по наиболее уязвимому месту – легкобронированной кормовой части. Одинаково защитить машину со всех сторон, даже если это могучий БШМ, невозможно – слишком тяжёлой получится броня, и боевая машина, чьё главное преимущество перед танками заключается в скорости и маневренности, окажется слишком медлительной и неповоротливой. Так что БРМы, пользуясь своими великолепными ходовыми качествами, наносили неожиданные удары по самым уязвимым местам противника, а затем быстро уходили из-под ответного огня, ведь их облегчённая броня не смогла бы выдержать попадания из достаточно мощного оружия. За БШМами, прикрываясь их бронёй, как пехота укрывается за танками во время наступления, держались машины (хотя по официальной классификации они проходили как «транспорты») инженерной поддержки. Тоже вершина инженерных достижений, они способны были передавать на расстоянии множество наноботов, успевавших за короткий срок отведённой им жизни восстановить бронепластины цели, воссоздавая их буквально из самих себя. С поддержкой одного, а то и двух ТИПов, штурмовая машина, и сама по себе являющаяся непросто уничтожимой целью, становилась практически неуязвимой, способной проломить любую оборону. Другие боевые машины, турели и уж тем более пехота, даже с тяжёлым оружием – ничто не могло ей противостоять. Кроме разве что другой такой же группы, или опытного водителя БРМ, способного укрыться за самим «инженером» от сопровождающего его БШМа (манёвр, считающейся одним из наиболее сложных в исполнении, своего рода «визитная карточка» профессионала) и быстро уничтожить ТИП. А затем ещё и уцелеть самому. В этом «разведчикам» помогала система радарно-оптической маскировки, на жаргоне наёмников просто «невидимость», способная на короткое время сделать машину не просто невидимой на экране радаров – даже визуально БРМ становился неотличим от окружающего его ландшафта. Вот почему «разведчики» то и дело словно растворялись в воздухе, чтобы вскоре вновь возникнуть, но уже за «кормой» очередной цели.
Боевые машины, словно закованные в броню рыцари, с лязгом и грохотом проносились по полю боя, стараясь переиграть противника на манёвре, зайдя ему с борта или тем более сзади, точнее выстрелить, чтобы вывести из строя какой-нибудь важный агрегат (на жаргоне – «модуль», от используемой в боевых машинах модульной системы компоновки узлов). В этой схватке стальных гигантов, ведомых заключёнными в корпуса боевых машин, словно в доспехи, людьми, было что-то невыразимо яростное, первобытное. Но исход боя решался не только здесь, в прямом столкновении на расстояниях в несколько сотен, а то и десятков метров. Вдалеке, укрывшиеся за дюнами и заметные только по периодическим вспышкам и раздававшемуся затем раскатистому грохоту, поддерживали огнём своих мобильные артиллерийские комплексы. Прямое столкновение лоб в лоб не было их стихией. Со времён изобретения огнестрельного оружия артиллерия играла всё большую и большую роль в вооружённых конфликтах. И с того момента, как пушки стали достаточно лёгкими, чтобы поставить их на колёса, люди стремились сделать их как можно более мобильными – ведь скорость армии теперь определялась скоростью передвижения артиллерии, без которой не обходилось ни одно более-менее крупное сражение. И МАКи, передвигавшиеся быстрее классических САУ на гусеничном ходу, стали для современных подразделений боевых машин тем же, чем были лёгкие конные орудия для армий XVIII века – артиллерией достаточно быстрой, чтобы успевать за стремительными манёврами кавалерии. Задача управлявших МАКами водителей-артиллеристов была непростой: они хоть и не сталкивались с противником напрямую, но ведение огня по быстроходным боевым машинам, напрочь перемешавшимся в гуще боя, требовало невероятной реакции, хладнокровия и точного расчёта – ведь ударная волна от крупнокалиберного артиллерийского снаряда или града ракет системы залпового огня не умеет отличать своих от чужих.
В кабине БШМа было очень жарко – не спасала и система климат-контроля, довольно неплохая на «Бастионе», весьма современной штурмовой машине. Бой шёл уже почти час, что для стремительных стычек боевых машин было довольно долгим сроком. Стоявшая изнурительная жара – температура за бортом приближалась к сорока градусам – тепло от перегревающихся от непрерывной стрельбы орудия и двигателя, работающего на пределе возможностей: всё это делало своё дело. Майкл, туго притянутый к креслу хитроумной системой ремней безопасности, напоминающей те, что используются на гоночных автомобилях, едва удерживался от того, чтобы не упасть в обморок. Оставаться в сознании ему помогали многолетняя выдержка, азарт боя и чувство долга перед подчинёнными – Майкл командовал одной из двух групп, составлявших ударный отряд Корпорации “Morgan Industries”. А ещё имплантаты. Эти сложнейшие устройства, каждое стоимостью в сотни тысяч долларов, давали своему владельцу реакцию, ловкость или выносливость значительно превосходящие возможности обычного человека. Тело Майкла, как и у многих других опытных наёмников, было буквально наполнено ими. Это были уже не просто солдаты – сверхлюди по своим физическим возможностям, какие не снились и Ницше. Но когда сверхчеловек сходится с другим сверхчеловеком, созданным теми же самыми технологиями, они становятся равны. И решает исход боя уже не столько техника, сколько умение и опыт самого человека.
Майкла в его кресле окружали множество приборов. Помимо бронестекла кабины, позволявшего видеть то, что происходит непосредственно перед машиной, несколько мониторов транслировали данные с камер, рассредоточенных по всему корпусу. В любой момент водитель мог увидеть, что происходит сбоку, сзади и даже над ним. Отдельный монитор отвечал за дистанционно управляемую башню, содержавшую всё вооружение БШМа. На современных боевых машинах был всего один член экипажа, и поэтому вооружение не только управлялось дистанционно, но ещё и было полностью автоматизировано. На небольшой дистанции башня даже могла сама вести огонь по указанной водителем цели. В ближнем маневренном бою исход дела часто решали доли секунды, и даже сверхчеловеческой реакции могло не хватить. Только компьютер, опережавший в быстродействии любое существо из плоти и крови, способен был справиться со столь сложной задачей. Приборная панель, представлявшая собой сенсорный экран, сообщала водителю все подробности о состоянии боевой машины: текущую скорость, запас топлива, состояние брони и всех узлов, данные о вооружении. Отдельно транслировалась карта, в реальном времени отражавшая расположение всех обнаруженных целей – и своих, и чужих – а также рельеф местности и другие крупные объекты. В машине Майкла она была несколько больше и подробнее обычной: он был командиром группы, и ему полагался расширенный, «командирский» интерфейс. Основными органами управления выступали штурвал, больше похожий на тот, что используется в авиации, чем на обычный автомобильный руль, две педали (коробка передач, чтобы не нагружать водителя ещё и их переключением, была сделана автоматической) и джойстик для контроля за башней и, соответственно, вооружением машины. Большая часть функций была вынесена на кнопки руля и джойстика – чтобы всё было, что называется, под рукой.
В кабине было не только невыносимо жарко, но и ощутимо пахло палёной проводкой и горелым пластиком. Майкл сверился с контроллером повреждений и помрачнел: почти все узлы получили средние или даже тяжёлые повреждения. И это чувствовалось не только по запаху жжённого пластика: БШМ уже не так легко, как вначале боя, слушался руля, медленнее перезаряжалось и быстрее перегревалось орудие, то и дело отказывала система самонаведения ракет, превращая высокоточные реактивные снаряды в примитивные НУРСы. Упала скорость – сейчас она была меньше сорока километров в час и выше не поднималась, хотя двигатель работал на полную мощность. Похоже, что даже «Тень» (Майкл находил такое название довольно странным для «инженера» и подходящим скорее «разведчику»), ТИП последнего поколения, не был способен восстановить что-либо помимо брони. Так что его БШМ, внешне выглядевший всего лишь довольно потрёпанным (в гари, копоти, вмятинах и выщерблинах от снарядов, оплавленных следах лазерных лучей и плазменных сгустков), внутри, под бронепластинами, был на последнем издыхании. Ещё немного – и начнут отказывать вооружение, двигатель, управление, и в конечном итоге боевая машина превратится в безжизненную громаду стали и пластика. Если раньше что-нибудь достаточно мощное не пробьёт насквозь сверхпрочную броню, добравшись до топливных баков, боеукладки или самого водителя. В этом случае – Майкл невесело усмехнулся – безжизненной его машина станет гораздо быстрее.
Ситуация на поле боя складывалась, судя по «командирскому» экрану, не в пользу “Morgan Industries”. «Краснозвёздых» – так наёмники на своём жаргоне называли бойцов компании “Grab Co” – было гораздо больше. В этот раз конкуренты «Морганов» сработали оперативнее, успели первыми перебросить свои силы и встретили передовой отряд “Black Sun Security” во всеоружии. Турели ещё развёрнуты не были, но численное превосходство в технике противник имел, по меньшей мере, полуторакратное, да и сами боевые машины не уступали тем, что использовали Майкл и сотоварищи…
БШМ не просто вздрогнул, как это бывало при скользящем попадании или прямом, но из мелкокалиберного оружия. Майкла резко швырнуло вперёд, ремни до боли впились в тело. В кабине мигнул свет, окончательно погас монитор, транслировавший происходящее слева. Машину затрясло, неудержимо повело влево…
– Критическое повреждение ходовой части левого борта. – сообщил приятный женский голос, резко контрастировавший с творившемся вокруг смертоубийством. Наверное, по задумке психологов компании, женский голос (для водителей-женщин – уверенный мужской) должен был успокаивать водителя, разряжать обстановку. Майкл же всегда находил его в подобных обстоятельствах скорее жутковатым. Машина повреждена, а ей на это (голос, разумеется, принадлежал бортовому компьютеру) совершенно наплевать.
Выстрел вражеского БРМа, неожиданно вышедшего из «невидимости» слева от Майкла, сорвал с оси одно из четырёх колёс – причём переднее, рулевое. Почти в упор даже лёгкая пушка «разведчика» способна натворить дел. Противник тем временем, лишив БШМ управления, промчался мимо и разрядил припасённые специально для этого ракеты прямо в сопровождавшую Майкла «Тень».
– Говорит Броуди, инженер под атакой!
«Под атакой…» - Майкл грязно выругался. Его потерявшая управление машина ушла влево, кренясь в ту же сторону. Будь скорость повыше, а БШМ полегче – и не миновать опрокидывания. Майкл начал разворачивать башню – но БРМ, поднимая фонтаны песка, выскользнул из сектора обстрела и, влепив в ТИП ещё один выстрел из уже перезарядившейся пушки, спрятался от Майкла прямо за «Тенью». Броуди, машине которого хоть и досталось, но не смертельно, и сам открыл огонь, начал разворачиваться, чтобы подставить противнику более бронированный лоб.
Оружейный компьютер, которому за бой тоже порядочно досталось, наконец-то, проанализировав все имеющиеся данные, определил цель – «Хищник». Машина, превосходившая «Бастион» по рангу, а значит, более современная. «Плохо, очень плохо…».
Броуди, впрочем, не сплоховал. Наноботы, использовавшиеся для ремонта, также могли и негативно влиять на все системы боевой машины, значительно затормаживая их работу. Но долго передавать их, в общем-то, не предназначенный для этого «инженер» не мог, хотя в этот раз времени хватило. Такой трюк водители ТИПов называли «заморозкой». А «Тень», хотя и получившая кое-какие повреждения, всё ещё могла стрелять. Пара попаданий «злыми» наноботами – и «Хищник» заметно потерял скорость, не сумел заложить очередной лихой разворот. И наконец-то оказался в прицеле Майкла:
– Сдохни, ниггер! – политкорректностью Майкл не отличался.
Залп БШМа вышел на славу: три ракеты из четырёх нашли цель, а снаряд орудия главного калибра пробил броню «разведчика», и кумулятивная струя, в полном соответствии с законами физики, начала разрушение всего, до чего смогла дотянуться внутри машины. БРМ едва не перевернулся, из пробитого бока повалил чёрный дым, вырвались язычки пламени. Но «разведчик» ещё не был уничтожен: водитель остался жив и, не желая умирать один, успел ещё раз выпустить ракеты по ТИПу, прежде чем Майкл вторым выстрелом не превратил противника в огненный шар взорвавшегося топлива и боеприпасов.
«Тень» Броуди неуклюже развернуло, машина опрокинулась на бок, продолжая бешено вращать колёсами.
– Броуди! Броуди! – закричал Майкл в переговорное устройство, хотя нутром, шестым чувством бывалого солдата, уже понял, что всё кончено.
Затем он разглядел безобразную, оплавленную дыру на месте лобового стекла ТИПа. Ракеты пробили его, и в следующее мгновение туча осколков вместе с ударной волной превратили водителя в кровавое месиво. Смерть, должно быть, наступила мгновенно.
Подтверждая увиденное, зелёная круглая отметка, обозначавшая Броуди, исчезла с экрана радара – телеметрия водителя больше не поступала, и компьютер счёл его мёртвым. Как оно, в общем-то, и было.
Майкл в ярости ударил кулаком по рулю. Ещё один его товарищ погиб. «И как же мало нас осталось…».
Поле боя усеивали дымящиеся и горящие кучи стали, ещё недавно стоившие по несколько миллионов долларов каждая. Бойцы “BSS” гибли один за другим под шквальным огнём противника. И хотя за каждого своего «солнца» забирали, самое меньшее, одного противника, «краснозвёздых» было гораздо больше, и они вполне могли позволить себе такой размен.
Оставшись без поддержки «инженера», Майкл понимал, что жить ему осталось считанные минуты, если не меньше. Но страх не парализовал его, как это случилось бы с необстрелянным салагой. Для Майкла это был далеко не первый бой, он привык к ожиданию смерти, бывшей его неизменной попутчицей в каждом сражении. Лишившийся управления БШМ, постепенно остановившись, представлял собой отличную мишень, но сдаваться Майкл не собирался. Работая одной башней и полностью сосредоточившись на прицеливании, он сумел подбить «штурмовика» противника: «Раптор» задымился и начал стремительно терять скорость, лишившись двигателя. «Своего рода месть,» – усмехнулся Майкл, чья машина тоже, фактически, оказалась обездвиженной. Затем близкий разрыв артиллерийского снаряда обрушился волной осколков на «Бастион», прошивая броневые листы, превращая в груду металлолома сложнейшие модули…
Майкл, похоже, на несколько секунд всё же потерял сознание. Когда он очнулся, почти вся электроника в машине не работала. Лишь тускло горел свет да мерцал один единственный монитор – по иронии судьбы тот самый, что смотрел в небо. «Боженька напоминает о себе, не иначе. Намекает, что мне пора к нему,» - Майкл не был особо верующим человеком, скорее суеверным, как любой солдат, с целым ворохом примет на все случаи жизни. Но близость смерти вместе с видом неба – последним, что ему суждено было увидеть в этой жизни – заставили бывалого наёмника вспомнить о Боге. «Порядком я нагрешил, ох порядком…»
Вдруг в небе возникла какая-то чёрная точка, затем ещё одна… А затем мир вокруг Майкла словно взорвался огнём и болью…
Когда боль отступила, наступила темнота. Майкл не знал, жив он или мёртв. Если мёртв, то никакого Рая или Ада (последнее его в какой-то степени радовало) после смерти не было. Он не чувствовал своего тела – странное ощущение, чем-то напоминавшее свободное падение. Майклу как-то раз довелось прыгнуть с парашютом, и его мозг, видимо, зацепился за уже знакомые ассоциации чтобы передать то, что происходило сейчас. Несколько раз до Майкла будто бы доносились голоса, приглушённые и неразборчивые, словно через толщу воды. Хотя он и не чувствовал своего тела, но сохранил способность думать, но мысли текли медленно, словно замороженные, и сосредоточиться на чём-то конкретном было очень тяжело.
Ощущения вернулись к нему неожиданно. Майкл не знал, сколько прошло времени – день, неделя, месяц… Когда нет никакой точки отсчёта, то и течение времени проследить невозможно. Просто вдруг ощущение полёта исчезло, и он снова начал чувствовать свои руки и ноги, хотя и не мог пошевелить ими – тело его не слушалось, что очень напугало Майкла. Он знал – технологии не всесильны, и, оказавшись с перебитой спиной, даже сейчас можно на всю жизнь остаться прикованным к постели. А это для него, умевшего только стрелять и водить боевую машину, привыкшего к жизни солдата удачи, было равносильно смерти. В темноте забрезжило белым пятнышко света. Снова донеслись голоса, на этот раз гораздо отчётливее. И вернулась боль. Майкл не просто чувствовал, что у него снова есть руки, ноги и всё остальное – всё это ещё и чертовски болело. Он застонал – и едва расслышал свой голос. А ещё почувствовал, что не может вздохнуть. На него навалился инстинктивный страх – тот, что есть у любого животного, страх задохнуться. Любые разумные доводы (например то, что он, быть может, уже давно не может вздохнуть сам, и при этом всё ещё жив) уступили место инстинктам. Майкл задёргался, причём тело действительно послушалось его, но в тот момент он не отдал этому отчёта. Голоса стали громче, что-то тяжёлое опустилось на руки Майкла, удерживая его, а затем вновь наступила темнота…
Майкл снова очнулся. Боли на этот раз не было. А ещё он мог вздохнуть – и дышал, сам. Хотя при этом зверски болело горло. Вновь перед глазами, разбавляя тьму, возникло пятно белого света. Майкл попробовал открыть глаза – каждое веко при этом весило словно колесо бронированной штурмовой машины – но, пусть и не сразу, ему это удалось. Яркий свет как ножом резанул по отвыкшим от любого света глазам. Майкл застонал и снова закрыл глаза, чтобы унять боль.
– Доктор! Доктор! Он очнулся! – в этот раз Майклу удалось различить, что голос был женский.
Новый звук – Майкл почему-то решил, что это хлопнула дверь.
– Мистер Майкл, – а это уже говорил мужчина. – Не волнуйтесь, вы в безопасности. Не делайте резких движений, вы только недавно вышли из комы…
– Где… я… - прохрипел Майкл, с трудом выговаривая не то что каждое слово – каждый звук.
– В госпитале, на центральной базе “Morgan Industries”.
Майкл осторожно приоткрыл глаза – свет, конечно, вновь вызвал неприятные ощущения, но уже не такую боль, как раньше. Лицо наклонившегося над ним доктора словно расплывалось: Майкл не мог различить ни одной чёткой детали, только какие-то размытые фигуры. Это же относилось и к обстановке комнаты.
– Я… не мог… дышать…
– Вы были подключены к аппарату ИВЛ, мистер Майкл. Будучи в коме, вы не могли дышать самостоятельно. Когда вы начали приходить в себя, аппарат отключили.
– Что… со мной… - с каждым разом говорить становилось немного легче, но сложные слова и длинные предложения всё ещё давались Майклу с большим трудом. Да и горло продолжало саднить.
– Ничего необратимого, спешу заметить. Вам повезло, мистер Майкл: вас буквально пришлось вырезать из корпуса вашей машины…
– А мои люди… отряд…
– Не стоит пока об этом, мистер Майкл. Сестра! Сестра…
Дальше выздоровление пошло быстрее, словно сдвинулось с мёртвой точки. Новейшее медицинское оборудование и имплантаты, часть которых пришлось заменить (что было сделано, пока Майкл находился в коме), значительно ускорили процесс. Майкл получил серьёзные повреждения, но ни фатальным, ни необратимым не оказалось ни одно из них. И пусть все средства, лежавшие на медицинской страховке, да и приличная часть банковского счёта Майкла ушли на лечение – но он не только остался жив, но и даже, по словам врачей, после выздоровления вполне мог вернуться в строй.
О бое около станции Джайлса говорить с Майклом избегали. На вопросы о том, что случилось с его отрядом, не отвечали ни врачи, ни медсёстры. Средства связи Майклу, чтобы обеспечить покой пациента, не выдавались. Так что подробности о случившемся он узнал только через неделю после того как очнулся.
– Вам не следует… пациент ещё слишком слаб…
– Следует. Думаю, знакомое лицо ему точно не повредит.
Этот диалог Майкл расслышал через неплотно прикрытую дверь своей палаты. Затем дверь распахнулась, и в комнату вошёл Седой – командир первой роты расквартированных в Австралии автомобильных войск компании “Black Sun Security”. Это был высокий, сухопарый мужчина. Лет ему было, судя по избороздившим лицо морщинам и седым прядям в коротко, по-военному, подстриженных волосах довольно много, но по фигуре этого не скажешь: без единого грамма лишнего жира, подтянутый, а из коротких рукавов рубашки цвета хаки выглядывали руки, перевитые узлами мышц. Во всех его движениях и в том, как он держал спину, чувствовалась военная выправка, ставшая для этого человека такой же естественной, как дыхание.
Увидев Майкла, Седой тепло улыбнулся ему, сел на стул, стоявший рядом с больничной койкой:
– Как же я рад видеть тебя живым, Майки.
– Я тоже рад тебя видеть, Седой. – слова давались Майклу уже значительно легче, а горло, болевшее от длительного нахождения в нём трубок аппарата искусственной вентиляции лёгких, почти прошло. – Как там наши?
– Неплохо. Волнуются, передают привет и пожелания скорейшего выздоровления. К тебе тут врачи не пускали никого, хотя многие приходили.
– Но ты-то прошёл.
– Ну, меня они побаиваются, – рассмеялся Седой. – Да и ты уже выглядишь молодцом. Определённо идёшь на поправку…
– Слушай, Седой, расскажи мне, как товарищ товарищу: что случилось с моими ребятами? Белые халаты молчат как рыбы, а никого кроме них я до твоего прихода не видел…
– Эх, Майки… - вздохнул Седой. – Может они и правы, что не стали тебе говорить этого
тогда. Ну, когда ты ещё только пришёл в себя.
– Они все мертвы, да?
– Да. – Седой помрачнел, кивнул. – Выжил только ты один. Броня спасла. Ну и то, что оказался немного в стороне от взрывов.
– Взрывов? Каких взрывов?
– Авиабомбы. Вас накрыли кассетными боеприпасами.
– Но кто?
–
Сверху сказали, что это были «краснозвёздые». Дескать, накрыли и своих, и чужих.
– Но зачем… нас же и так было меньше, из отряда мало кто мог продолжать бой…
– Не знаю. Штабные сказали, что «красные» опасались подхода нашего подкрепления, хотели как можно быстрее закончить бой, чтобы успеть укрепиться перед новой атакой.
- Но… почему не точечные удары, они же не могли не понимать, что накроют и своих… - Майкл, хоть ещё и не пришёл в себя окончательно, но о том, что касалось войны, уже рассуждал вполне здраво – сказывался многолетний боевой опыт.
– Не знаю. В штабе говорят о возможной ошибке «красных», что использовали не те боеприпасы… Я сам правда не знаю, что и думать… - Седой помрачнел ещё больше. – Всё возможно.
– А что, если это были наши же…
– Тише. – резко оборвал Майкла Седой. – Не стоит об этом
здесь. И вслух. Компания не убивает своих.
– Но…
– Не стоит. Правда. Поправляйся, Майки. А как встанешь на ноги, мы вместе во всём разберёмся…
Прошло ещё полторы недели. В коме Майкл пробыл десять дней. Таким образом, всего получилось двадцать восемь дней, около месяца. Всего месяц – и Майкл, которого пришлось буквально вырезать из искорёженного «Бастиона» (врач тут нисколько не преувеличил), смог не только встать на ноги, но и, пусть медленно и ещё нетвёрдо, передвигаться самостоятельно. Воистину современная медицина творила чудеса.
Когда Майклу разрешили покидать госпиталь, его пригласили на встречу с командиром контингента “BSS” в Австралии, полковником Грантом, и управляющим австралийским филиалом “Morgan Industries”, членом совета директоров Корпорации, мистером Аланом Розенфельдом. До этого, несколько лет назад, Майклу уже доводилось бывать на приёме у высокого начальства, но такую роскошь, как у «Морганов», он видел впервые. Кабинет Розенфельда, по размерам превосходивший, как показалось Майклу, полевой ангар быстрого развёртывания для боевых машин, сверкал серебряной и золотой посудой за бронированными стёклами стеллажей. На стенах висели не только метровой ширины экраны, на которых переключались панорамы австралийских добывающих комплексов Корпорации (видимо, чтобы ещё более вышестоящее начальство видело, что тут делом занимаются), но и раритетное холодное оружие в усыпанных драгоценными камнями ножнах, элементы средневековых доспехов, туземные маски и другие редкости, стоившие, наверняка, целую кучу денег. В общем, безвкусно и очень дорого, но впечатление производит. Если Грант был в простой военной форме “Black Sun Security”, пусть и со знаками различия полковника, то Розенфельд носил идеально подогнанный деловой костюм из исключительно натуральной ткани, эксклюзивные туфли от “Stefano Bemer”, ослепительно сверкавшие в свете австралийского солнца, проникавшего через огромное окно, и галстук с золотым зажимом. Майкл не мог не ощутить трепет перед этим человеком, за день зарабатывавшим столько, сколько ему, простому наёмнику, не заработать, наверное, и за год. Впрочем, Розенфельд принял его тепло: пожал руку, похлопал по плечу, горячо поблагодарил за проявленное мужество на поле боя. Грант, военный до мозга костей, вёл себя более сдержанно, но в целом оба больших начальника выразили Майклу признательность за то, что он храбро выполнял свой долг до конца. Объявили и о солидной денежной премии, покрывшей стоимость лечения, осталось даже на «погулять» немного. Предоставили оплачиваемый отпуск до полного выздоровления, с запретом, правда, покидать территорию базы. Последнее объяснили тем, что обстановка сейчас крайне напряжённая, раздосадованные поражением у станции Джайлса “Global Recourse Network” и “Grab Co” начали военные действия сразу в трёх регионах Австралии. Майкл перечить высокому начальству, разумеется, не стал.
По возвращении в подразделение Майкла встретили тепло. Первая рота австралийского контингента “BSS”, называвшая себя «Ландскнехтами», была очень спаянным коллективом. В одной Австралии они воевали уже несколько лет, а костяк роты, во главе с Седым, сражался вместе ещё до этого, на промёрзших равнинах Гренландии. Выписку Майкла отметили бурно, шумно и незамысловато: так, как это обычно и делали. Пили местную водку с неизменным кенгуру на этикетке. Затем палили в воздух из автоматов и даже, выкатив из ангара чей-то БШМ, шарахнули пару раз холостым вместо салюта, переполошив «белых воротничков» вспомогательных подразделений, решивших было, что на базу напали. Потом всем участникам объявили выговор. Седого, как ответственного за подразделение, таскали по кабинетам – но ничего, обошлось. Водители боевых машин славились даже среди прочих наёмников буйным нравом, как когда-то гусары, но периодические нарушения дисциплины, если они не приводили к серьёзным материальным убыткам, им прощали – в конце концов, именно эти люди сражались на переднем крае, проводили самые рискованные операции. И в штабе прекрасно понимали, что их лучшим бойцам надо периодически, что называется, выпускать пар.
Майкл уже чувствовал себя настолько хорошо, что его теперь нисколько не пошатывало при ходьбе, и он мог выполнить привычную утреннюю разминку (несколько десятков отжиманий на кулаках, приседаний, пресса и подтягиваний), не ощущая себя при этом как лимон выжатым. Но произошедшее у станции Джайлса не давало ему покоя. Он не смог проводить в последний путь на большую землю гробы со своими погибшими товарищами (большинство были закрытыми – так мало от них осталось), но сам поместил их фотографии на мемориальную доску подразделения. Легче от этого не стало. Седой от продолжения начатого ещё в госпитале разговора («как встанешь на ноги, мы вместе во всём разберёмся») упорно уклонялся: переводил разговор на другую тему, уходил, сказываясь на какие-нибудь неотложные дела, просто старался пореже встречаться с Майклом. У Майкла сложилось чёткое ощущение, что его командир знает правду, но не хочет говорить об этом. “Black Sun Security” в тот день выбили «краснозвёздых» из окрестностей станции, и теперь там уже была развёрнута мощная полевая база “Morgan Industries”. Так что все говорили о победе, называли Майкла героем. Но сам он считал, что их просто бросили на убой, против заведомо превосходящих сил противника, а затем… Майкл много воевал, и повидал всякое. «Дружественный огонь» не был такой уж редкостью даже во времена тотальной компьютеризации и автоматизации оружейных систем. В конце концов, любым оружием управляют люди, а они, в сравнении с машинами, от ошибок застрахованы куда меньше. Но поверить в то, что руководство “BSS” (хотя скорее даже их наниматели, “Morgan Industries”) безо всякой жалости и сожаления приказали открыть огонь по своим с расчётом, что вражеских машин при этом погибнет больше… Нет, в это Майкл верить не хотел. Хотя никаких иллюзий в отношении Корпораций не испытывал. Но ощутить себя той же боевой машиной, или винтовкой, которой без колебания пожертвуют, спишут, если сломается – нет, от такого с лёгкостью крыша может поехать.
– Майки! Майки! – услышал он, однажды прогуливаясь по базе. Погружённый в свои мысли, Майкл не сразу обратил внимание на говорившего – только когда тот подошёл совсем близко.
Это был Мигель. Мигель Корьентес, один из техников, занимавшихся программным обеспечением оружия и боевой техники. «Электронщик» на жаргоне наёмников. А то и просто «мозгляк», «головастик». Но Майкл дружил с Мигелем, в общем-то неплохим парнем, если не считать его некоторой «двинутости» на своих компьютерах.
– Привет, Мигель. – ответил Майкл, обернувшись. – Извини, задумался.
– Есть дело, Майки.
– Ну так говори.
– Не здесь – заговорщическим полушёпотом возразил Мигель. – Пойдём ко мне в бункер.
– Ладно.
«Бункер» Мигеля представлял собой полутёмную каморку в одном из ангаров – конструкции из железобетонных блоков, на вид неотличимой от сотен таких же, разбросанных по всему миру. В «бункере» всегда что-то гудело, жужжало и шумело, стоял непередаваемый дух множества электронных приборов, собранных в одном помещении. В полутьме мерцали мониторы. Сам воздух «бункера», как в шутку называл Мигель своё рабочее место, был словно наэлектризован от обилия аппаратуры. Но Корьентес порой просиживал в нём сутками, даже спал здесь на старом, засаленном спальном мешке, брошенном в углу на пару досок.
Корьентес привычно пробрался за один из своих компьютеров. Майклу, который был повыше своего друга и вдвое шире его в плечах, пришлось постараться, чтобы случайно не свалить что-нибудь на пол. Когда он добрался до Мигеля и встал рядом с ним, тот уже, запустив компьютер, с привычной скоростью профессионала своего дела что-то «перетаскивал» руками на сенсорном экране.
– В общем, тут такое дело… - начал Мигель, оторвавшись от экрана, когда заметил, что Майкл оказался рядом. – От твоего БШМа, конечно, мало что осталось, но кое-что, ты не поверишь, уцелело.
– Поверю – мрачно ответил Майкл. – Я же уцелел.
Мигель хихикнул. Осёкся. Посерьёзнел.
– Короче, я сумел кое-что восстановить. В том числе обрывки записей с камер наружного наблюдения.
– И?
– Один из них был сделан непосредственно перед тем, как машину накрыло бомбами.
– Да, я помню какие-то чёрные точки. Думаю, это и были самолёты.
– Верно. На мониторе ты их как точки видел, потому как двигаются современные боевые самолёты жутко быстро, да и монитор, наверняка, был не в самом лучшем состоянии. Но я тщательно всё восстановил, прогнал через фильтры, запустил пару анализирующих алгоритмов…
– Короче, Мигель.
– Да, извини. Короче, мне удалось превратить эти чёрные точки в силуэты самолётов. Довольно-таки характерные силуэты…
– Покажи.
– Сейчас. – руки Мигеля вновь залетали над экраном.
На экране возникло изображение безоблачного австралийского неба и на нём те самые чёрные точки. Движение пальцев – и точки приблизились, обрели очертания. Хищные, стреловидные крылья, узкий нос, два вертикальных киля… Майклу эти силуэты показались смутно знакомыми.
– Где-то я их уже видел…
– И я. – кивнул Мигель. – Это F-38 “Sky Hunter”, американский штурмовик шестого поколения.
– Американский?
– Вот именно. – помрачнел Мигель. – И выпускает их…
– “Morgan Industries”. – закончил Майкл, уже много раз до этого прокручивавшей в голове всё, что ему было известно. Теперь ему всё стало ясно.
– «Краснозвёздые», как вы называете “Grab Co”, используют СУ-57 российско-китайского производства, у него крыло обратной стреловидности, так что отличить его от F-38… - продолжил объяснения Корьентес.
– Заткнись. Заткнись, Мигель.
Мигель вздрогнул и замолчал. В «бункере» наступила тишина, нарушаемая лишь гудением работающих компьютеров.
– Спасибо, Мигель. – сказал спустя пару минут тишины Майкл.
Наёмник протянул Мигелю руку – тот рефлекторно пожал её и невольно сморщился от ответного рукопожатия. Майкл, поражённый увиденным, не особо заботился о соизмерении своей силы.
– Майки…
– Потом. У меня дела, Мигель. Ещё раз спасибо тебе.
Майкл, глядя вперёд невидящими глазами, быстрым шагом покинул каморку, своротив по пути пару мониторов, один из которых разбился. Мигель горестно вздохнул и принялся приводить в порядок своё хозяйство.
«Седой, разумеется, знал правду. И полковник Грант. И этот пижон Розенфельд, только что не расцеловавший его, Майкла, которого он месяц назад без колебаний приказал убить.»
Контракт Майкл подписывал с “Black Sun Security”, но дополнительное соглашение (в котором, помимо прочего, говорилось и об имплантатах) заключено было с “Morgan Industries”. Решив, что с «солнцами» особых трудностей не будет, Майкл первым делом направился в сторону представительства Корпорации на базе.
– Вы не можете уйти.
В помещении было прохладно. А за окном беспощадное солнце жарило так, что температура стояла не меньше +35 градусов по Цельсию – согласно показаниям наручного компьютера, который Майкл носил на запястье. Сидевший перед ним человек был одет в строгий костюм: пиджак и брюки чёрного цвета, белая рубашка, галстук с эмблемой Корпорации – буквами “M” и “I”, красиво переплетёнными, на фоне земного шара. «Да, своих амбиций они не стесняются.» – подумал Майкл. Сам он носил простой камуфляж летней расцветки: штаны и майку без рукавов, на ногах – лёгкие бежевые кроссовки. Не высокие ботинки, какие были на двоих застывших по обеим сторонам от двери за спиной наёмника солдатах с новейшими безгильзовыми штурмовыми винтовками в руках и автоматическими пистолетами у поясов. В тяжёлой обуви удобно месить грязь, песок, снега… но не нажимать на педали, сидя в кабине боевой машины. Майкл был «рыцарем», как порой такие как он в шутку называли себя, а остальных – «пехтурой», «грязешлёпами», «пылеглотами». Между двумя родами войск: пехотой и автомобильными частями быстрого реагирования, которые в обиходе часто называли «кавалерией», не было особого взаимопонимания. В частности вторые от первых заслужили прозвище «консерва». Майкл не знал, как именно на него смотрели пехотинцы у двери – их лица скрывали затемнённые щитки шлемов – но прекрасно видел выражение лица сидевшего перед ним "белого воротничка". Этого человека он никогда не встречал за пределами представительства Корпорации, но его коллеги принимали новое снаряжение и технику, прибывавшую с заводов “Morgan Industries” взамен уничтоженной в боях. Так вот, на оказавшуюся с браком машину, шлем или винтовку они смотрели точно так же, как этот затянутый в костюм «белый воротничок» сейчас смотрел на него, недавно вернувшегося из пекла сражения солдата, буквально воскресшего из мёртвых. И которого сама же Корпорация, на которую работал этот «белый воротничок», и пыталась убить. Служащий смотрел на него с сожалением и ноткой презрения: «ещё один вышел из строя, заменить».
– Здесь сказано, что я имею право разорвать соглашение, - возразил Майкл.
На поверхности стола, представлявшей собой сплошной сенсорный экран, лежали, или, точнее, были открыты страницы дополнительного соглашения, который Майкл подписал с Корпорацией “Morgan Industries” два года назад.
– Верно, совершенно верно, – сотрудник корпорации рукой выделил и увеличил одну из страниц. – Но вот здесь, параграф “I”, пункт «три», - он показал. – Сказано, что наёмный работник, получивший от Корпорации имплантаты, под которыми подразумевается искусственная кровь, устройства для повышения скорости реакции, мускульной силы и тому подобное за счёт Корпорации, обязан отработать их стоимость. Всего лишь себестоимость, замечу. Только после этого контракт может быть расторгнут по одностороннему решению наёмного работника. Иначе, – сотрудник улыбнулся, – только по решению нанимателя. А мы вас не отпускаем – человек в костюме улыбнулся ещё шире. – Вы носите в себе имущество Корпорации, мистер Майкл. Тысячи долларов. Сотни тысяч. И все они принадлежат нам.
– Напоминает рабство, не находите? – Майкл мрачно усмехнулся.
– Нисколько, – наигранно всплеснул руками сотрудник. – Вы свободный человек, имеете право уйти в любой момент. Вот только вам придётся вернуть Корпорации её имущество. Машину, оружие, – «белый воротничок» кивнул на кобуру с пистолетом у пояса Майкла, – и, разумеется, самое ценное. Имплантаты.
– Без которых я сдохну.
– Чего корпорация ни в коем случае не желает. Вам будет оказана вся возможная согласно вашей медицинской страховке помощь. Увы, её наверняка окажется недостаточно… но это не наша вина.
– А чья?
– Ваша. И того, кто выпустил по вашей машине заряд плазмы пару лет назад. И недавно сбросил бомбы…
– Послушай, ты! – рявкнул Майкл, ударил кулаком по столу…
В затылок ему упёрлось что-то твёрдое и холодное. Металлическое. Один из пехотинцев у двери столь быстро, что человеческий глаз едва мог заметить движение, оказался у наёмника за спиной. Ствол его оружия был нацелен собеседнику человека в костюме прямо в голову.
– Не дёргайся, «консерва», – глухо прорычал пехотинец из-под шлема. – Ты не у себя в «банке».
– Спокойно. – сотрудника Корпорации, похоже, совершенно не смутило произошедшее. Он даже не вздрогнул.
– Я знаю, что вы собираетесь сказать, мистер Майкл. – продолжил «белый воротничок». – Я слышал это не один раз. Я «канцелярская крыса», «дохляк», «щенок». И ничего не знаю о том, что творится там, на поле боя, потому как просиживаю задницу в штабе. В каком-то смысле это именно так. Я не воюю с оружием в руках. Моя работа здесь, в этом кабинете. А ваша – там, – сотрудник кивнул на окно, за которым беспощадное австралийское солнце словно поджаривало на гигантской сковороде иссохшую землю, – на поле боя. Это называется разделение труда. Вы могли бы стать таким же как я. У нас страна, нет, мир равных возможностей. Демократия. Но вы выбрали другой путь. Быть «брутальным мужиком», бряцать оружием, привлекать шрамами красоток. И получать пули, ведь это тоже часть подобной работы. Неизбежная её часть.
– Убери оружие, – скомандовал сотрудник корпорации пехотинцу.
Холодное железо немедленно перестало упираться в затылок Майкла.
– Пеший ублюдок… - пробормотал он.
– Возможно. Но генеалогия других работников Корпорации нас в настоящий момент не интересует. А интересуете вы. Я вам всё довольно подробно объяснил, так что прошу покинуть мой кабинет. Если вы только не хотите отказаться от имплантатов, разумеется.
– Да пошёл ты, – сплюнул Майкл.
Он встал, оттолкну стул так, что тот, будучи на колёсиках, откатился в угол комнаты. Вышел, хлопнув дверью, и, проходя мимо, сильно толкнул плечом одного из стоявших у двери пехотинцев. Тот никак не отреагировал.
– Варвар, – вздохнул человек в костюме.
Плевок Майкла, равно как и песок с его обуви уже убирал робот: миниатюрная машинка размером и формой с блюдце. Закончив, она с тихим жужжанием скрылась в основании стола. Хозяин кабинета предпочитал держать своё рабочее место в безупречной чистоте.
Сотрудник тем временем изучал собственный наручный компьютер: одной из последних моделей, с большим голографическим экраном. По экрану пробегали полосы разных цветов. Они извивались, словно змеи. Периодически возникали слова или их обрывки, отдельные буквы. Человек в костюме покачал головой, выключил наручный компьютер.
– Ещё один, – «белый воротничок» вызвал кого-то по имплантированному в ухо передатчику.
– Мистер Джон. – начал он. - Нас интересует наёмник номер… – сотрудник посмотрел на экран стола, быстро найдя и открыв нужный файл, чтобы не ошибиться, – Номер «ка», «эль», «один-три-десять-четырнадцать».
Майкл быстрым, решительным шагом вышел из здания. В лицо ему немедленно ударила удушающая жара и пыль. На улице климат-контроля, разумеется, не было. «Ничего, эти заносчивые ублюдки ещё узнают» – думал Майкл, продолжая свой путь. В ангаре, в своём шкафчике он хранил кое-что интересное. Автоматический карабин “Colt-3000”, «грязешлёпы» называют его «коса смерти». Оружие американских подразделений специального назначения. Электроника почти в каждой детали, автоматические поправки на дальность и упреждение, тепловизор, лазерный целеуказатель для стрельбы от бедра. Восемьдесят пять патронов в обойме, причём выпустить их все, возникни такое желание, можно менее чем за секунду. Безгильзовое оружие, жидкое метательное вещество вместо примитивного пороха. Не хуже, чем у тех двоих корпоративных ублюдков… Совершеннее только лазеры и плазма, но они пока слишком громоздкие, только на машины и ставятся.
«Вертолёт прибывает завтра» – прокручивал в голове детали плана наёмник. «Охрана есть, да, но своих они не так опасаются. Главное – подойти поближе, там «кольту» нет равных. Потом ствол в рожу какому-нибудь дрыщу из корпорантов, желательно посолиднее. А сопровождать груз минералов абы-кого не отрядят. И подальше отсюда…».
В ангаре было неожиданно тихо – ни одного техника. Только несколько боевых машин, топливные шланги, загрузчики боеприпасов, ящики со снарядами и ракетами, контейнеры с запасными частями. И ветер, гуляющий под четырёхметровым сводом. «Странно…»
Майкл услышал шорох за спиной. Среагировал мгновенно – тело, уже успевшее восстановиться, не подвело. Кувырок вперёд и вбок – уход с линии огня. В руку из кобуры привычно скользнул пистолет – наёмник воевал уже много лет по всему миру и умел убивать не только сидя за рулём боевой машины. Полуоборот в сторону цели, выстрел… На всё это – несколько мгновений. Вышедшая из-за громады «Василиска» фигура согнулась пополам, упала. И растворилась в воздухе. Голограмма…
Страшный удар обрушился на затылок наёмника, голова словно взорвалась болью. И наступила темнота…
Перед глазами забрезжил свет. Майкл с трудом разлепил веки. Белый потолок. Лампа. И знакомый запах. Пахло как в госпитале: резкая химическая вонь различных лекарств…
Майкл повернул голову – боли, как ни странно, не было. Из большой тумбы рядом выходили манипуляторы со сверкавшими лезвиями скальпелей и хирургических пил. Майкл дёрнулся изо всех сил. Вернее, попытался. Тело не слушалось его. Только голова.
– Нам очень жаль, мистер Майкл. – раздался откуда-то сверху до боли знакомый голос. – Но мы не можем позволить вам подвергнуть риску имущество Корпорации. И её сотрудников.
– Откуда вы узнали… – прохрипел Майкл. Он ни с кем не делился своим планом, собирался всё сделать в одиночку.
– Мы всё знаем, мистер Майкл. Увы, но и вы знаете довольно много. И носите в себе слишком много. Придётся извлечь из вас всё имущество Корпорации. Препараты уже начинают действовать, не сопротивляйтесь… Вы вообще не должны были очнуться.
Майкл попробовал дёрнуть хотя бы головой. Но и она предала своего владельца. Веки стали ещё тяжелее, перед глазами всё поплыло, мысли путались…
– А потом вы умрёте, мистер Майкл. – эти слова были последними, что услышал наемник, прежде чем сознание окончательно оставило его.